Гном - стр. 13

– Как же я не замечала, как мы не замечали, почему никто не замечал, что Сережа такой маленький? – она вспомнила о причине этих мыслей и поняла, что, рассматривая сына, застыла с кухонным полотенцем в руке, и Сережа удивленно смотрит на нее, ожидая вопроса или чего-то, что она, может быть, хотела сказать.

– Мам, что-то случилось? Ты странная такая… – серые глаза мальчика смотрели на нее откуда-то из низкой глубины, и она стала проваливаться в какое-то бессознание от страха, поднимавшегося от сердца, заливающего болью всю грудь и комком остановившегося в горле.

– Нет, Сереженька, это наверное, погода такая, – она прошептала это, изо всех сил останавливая слезы, уже стоящие в глазах и хотевшие ручьями обиды на жизнь сорваться, обрезая лицо горячими струями безысходности.

Полина, сделав усилие, резко прошла из кухни в ванную, где долго ледяной водой смывала обиду, пытаясь заменить ее верой, и оставив Сережу впервые в его жизни беспокоиться за родителей: он привык, что в семье не происходило ни конфликтов, ни споров и никогда не случалось ничего плохого. И сейчас у него не было даже предположений о том, что могло привести маму в такое состояние. О проблемах в других семьях он слышал, но рос в уверенности, что это происходит только с другими. Расстроенный, он не знал, что делать: прилично ли спрашивать маму, может быть, это – что-то очень личное и она не захочет говорить, тогда ей придется или врать ему, или обидеть, не сказав ничего. Может, попробовать ее успокоить? Но как он будет успокаивать, не зная, о чем она плачет… И Сережа решил оставить ее одну – он много раз слышал, что людям это помогает, они могут подумать и, может быть, позже – случившееся не будет казаться им таким страшным, плохим или болезненным.

Сережа прошел в свою комнату и закрыл дверь так, чтобы мама услышала это и могла не прятаться в ванной, а спокойно побыть с собой, где она хочет.

Полина, глядя в зеркало на искаженное мукой лицо, пыталась решить, что и как она должна делать: сказать мужу или нет. И, прежде всего, как заставить себя понять и поверить, что все это – просто предположение неопытного врача, несуществующая проблема, нереальность! Но столь сильную соломинку, спасительную мысль, за которую она могла бы ухватиться и накрутить на нее доводы в пользу ошибки врача, она не находила, просто зная, что ни формальные диспансеризации в школе, ни медицинское обслуживание дипмиссии, не позволяли никогда присылать врачей-непрофессионалов, с запачканной неудачами и ошибками репутацией, или чьих-то родственников.