Глупые люди - стр. 12

– Ну что, видела ее? – каждый день спрашивал Иван Ефимович жену по возвращении с работы, разуваясь в пороге.

Эта фраза теперь заменила им приветствие. Хозяйка лишь отрицательно мотала головой в ответ. Эти два месяца прошли как в бреду, в забытье. Не знать что с твоим ребенком возможно даже хуже, чем знать, что он умер. Хозяйка с этим так и не определилась. Каждый день звонила в «Небоскреб», там ей отвечали, что все хорошо, но она им не верила, думала, что они ей просто зубы заговаривают, чтобы не поднимала паники. Ленины родители даже подумать не могли о том, что она сама выбрала для себя такое направление работы, и что она по собственному желанию рвется именно в горячие точки.

Иван Ефимович поднял трубку и почти сразу упал в кресло.

– Оля! Жива! – только и крикнул он.

Ольга Сергеевна тихо опустилась на табурет в кухне, и сидела так, прижав к груди кухонное полотенце, которое на тот момент было в ее руках. Бесчисленное количество раз она повторяла про себя «спасибо», но и сама не понимала, кого именно она благодарит, потому что в бога она не верила. Спустя некоторое время в кухню вошел Иван Ефимович, он почувствовал запах горелого и хотел было сказать жене об этом. Ольга Сергеевна все так же сидела на табурете, прижав полотенце к груди. Он молча взял ложку и начал мешать пригорающую картошку, которую Ольга Сергеевна жарила к обеду. Потом поцеловал ее в лоб и сел рядом.

– Жива курва! – сказал он уже рассерженным голосом. И тут Ольга Сергеевна ожила.

– П-п-п-очему курва? Ч-ч-ч-то она на-а-а-творила? – хозяйка еще не пришла в себя, и не могла сообразить, почему муж обзывает Лену.

Он рассказал то, что ему сообщили по телефону. Один парень, разведчик, свой, нашел ее, а она оказывается там по собственному желанию, и уезжать не собирается, а когда соберется, то закрытые границы для нее проблемой не будут, потому как у нее особый допуск.

– Как она может так с нами? Со мной? Как может? – говорила Ольга Сергеевна сквозь слезы, – почему она только о себе всю жизнь думает?

– У нее просто детей нет, появятся, тогда она поймет.

– Не поняла она Мася ни черта. Видимо не каждой женщине дано быть матерью. Ты даже представить себе не можешь каково это. Я все эти два месяца почти не спала, боялась пропустить новость о ней, телефонный звонок, или хотя бы мельком увидеть ее по телевизору. Когда она была маленькая, да когда все они были маленькие, было так же. Когда отселяешь своего ребенка в другую комнату, потому что не может он всю жизнь спать с тобой в одной постели, то каждую ночь умираешь и спать не можешь. Я все лежала и прислушивалась, как она там, за стенкой. Лена ведь первая у меня, и с ней было тяжелее всего. Никто к этому не готовит, в роддоме учат как пеленать и мыть, кормить и прочую ерунду рассказывают, которой все учатся за две недели. Никто не говорит о том, что стать мамой, это заиметь три сердца, и каждое из них разрывается на мелкие кусочки, когда твой ребенок плачет. И вот я засну на секунду, и просыпаюсь от ее плача, Ваня спит мертвым сном. А я вскакиваю и бегу к ней в комнату, мне кажется, что ее там уже убили и на куски разрезали, а она просто проснулась ночью, потому что описалась, а вокруг темно. Или сон приснился плохой. И она ко мне прижмется так, будто я ее спасение от всего в этой жизни, и не могу я ее уже отпустить, так и засыпала с ней в кроватке. Отец потом ругал меня, сколько ссор из-за этого было. Я и сама понимала, что нельзя так, но ничего не могла с собой поделать. Так и тогда, Мася, засну на секунду, и мне уже снится, что она кричит, и зовет меня. Я по привычке вскакиваю, о том, что эта привычка остается на всю жизнь тоже никто не рассказывал. Забегаю в ее комнату, а там пусто. Я ложилась на ее кровать, иногда там и засыпала. Один раз Ваню утром нашла там, тогда и поняла, что он тоже умирает потихоньку от этого незнания.