Глоток перед битвой - стр. 39

Я поглядел на Симону:

– В какой школе вы учились?

– Таскеджи, – ответила она, слегка удивившись.

– Хорошая школа, – сказал я. Один мой приятель играл там в мяч примерно год, пока не обнаружил, что не создан для этого. – И библиотека у вас хорошая.

– Вы хотите сказать: черномазая, а туда же – книжки читает…

– Да, Симона, именно это я хочу сказать, – ответил я со вздохом и повернулся к Дженне: – Почему вы ушли со службы?

– Тысячи людей ежедневно увольняются.

– Это верно, но я хочу знать, что побудило именно вас?

– Потому что не хотела больше горбатить на них. Взяла и бросила.

– А перед тем как взять и бросить, взяли еще кое-какие документики.

Дженна растерялась. И Симона тоже. Может быть, обе вовсе не притворялись, но если Дженна и в самом деле взяла документы, то с полуслова понять, о чем я говорю, не самая мудрая тактика.

– О чем вы? – спросила Симона.

Дженна пытливо и пристально взглянула на меня, разглаживая ладонями юбку. Она раздумывала о чем-то, и на миг появившееся в глазах осмысленное выражение смыло измученное безразличие, подобно тому, как волна смывает мусор с палубы. Но вот волна отхлынула, и глаза снова потухли.

– Симона, – сказала она. – Мне надо поговорить с этим человеком наедине.

Симоне это не понравилось, но, помедлив минуту, они с Энджи поднялись и вышли на кухню. Я слышал доносившиеся оттуда голоса – Симона говорила громко и раздраженно. Впрочем, Энджи прошла в этом смысле хорошую школу. И немудрено – когда живешь с человеком, склонным к внезапным вспышкам ярости, к ни на чем не основанным приступам ревности, к взятым с потолка обвинениям, то поневоле научишься обращаться с любым враждебно настроенным к тебе собеседником, который оказался с тобой наедине в замкнутом пространстве. И когда ей приходится иметь дело с людьми, считающими себя жертвой мирового заговора, направленного против них лично, или с личностями непредсказуемыми, или, наоборот, с теми, чей гнев можно объяснить и предвидеть, Энджи каменеет наподобие статуи, а взгляд ее обретает такую силу, что под его воздействием беснующийся человек очень скоро выдыхается и слабеет. Дальше одно из двух: либо подчиниться его бестрепетной ясности, сникнуть перед его пугающей проницательностью – либо разъяриться еще больше (это и происходит с Филом) и потерять человеческий облик. Мне ли не знать – я сам раз или два оказывался под прицелом этого взгляда.

…Дженна сидела, неотрывно уставившись в пол, и продолжала тереть ткань юбки, так что еще немного – и протерла бы на коленях дыру.

– Может быть, все-таки скажете, зачем вы явились за мной? – наконец произнесла она.