Глазами ребёнка. Антология русского рассказа второй половины ХХ века с пояснениями Олега Лекманова и Михаила Свердлова - стр. 41
– Идите, идите, дети, – мама гонит из дедушкиной комнаты, нахмурилась, слёзы на глазах. Чёрные кислородные подушки лежат в углу на стуле – отгонять птицу Сирин. Всю ночь она летает над домом, царапается в окна, а под утро, найдя щёлочку, забирается, тяжёлая, на подоконник, на кровать, ходит пешком по одеялу – ищет дедушку. Мама хватает чёрную страшную подушку, кричит, машет, гонит птицу Сирин… прогнала.
Петя рассказывает Тамиле про птицу: может быть, она знает какое-нибудь снадобье, петушиное слово против птицы Сирин? Но Тамила печально качает головой: нет; было, но всё осталось там, на Стеклянной горе. Дала бы она дедушке охранное кольцо с жабой – да ведь сама тут же рассыплется чёрным порошком… И пьёт из чёрной бутылки.
Странная она! Хочется думать про неё, про то, что она говорит, слушать, какие ей сны снятся; хочется сидеть на ступеньках её веранды – ступеньках дома, где всё можно: есть хлеб с вареньем немытыми руками, сутулиться, грызть ногти, ходить ботинками – если вздумается – прямо по клумбам, и никто не закричит, не укажет, не призовёт к порядку, чистоте и здравому смыслу. Можно взять ножницы и вырезать из любой книжки понравившуюся картинку – Тамиле всё равно, она и сама может вырвать картинку и вырезать, только у неё выходит криво. Можно говорить всё, что в голову придёт, и не бояться насмешек: Тамила грустно качает головой, понимая; а если и засмеётся – как будто заплачет. Попросишь – она и в карты сыграет: в дурачка, в пьяницу, но играет она плохо, путает карты и проигрывает.
И всё разумное, скучное, привычное – всё остаётся по ту сторону заросшей цветущим кустарником ограды.
Ах, не хочется уходить! Дома надо молчать и про Тамилу (вырасту, поженимся, тогда и узнаете), и про Сирина, и про искристое яйцо птицы Алконост, владелец которого затоскует на всю жизнь…
Петя вспомнил про яйцо, достал из спичечного коробка, сунул под подушку и поплыл на “Летучем голландце” по чёрным ночным водам.
Утром дядя Боря с опухшим лицом курил натощак на крыльце. Чёрная борода вызывающе торчала, глаза брезгливо прищурились. Увидев племянника, он опять засвистел вчерашнее, противное… И засмеялся. Зубы – редко видимые из-за бороды – были как у волка. Чёрные брови поползли вверх.
– Салют юному романтику! – бодро крикнул дядя. – Давай-ка, Пётр, седлай велосипед – и в лавку! Матери нужен хлеб, а мне возьмёшь две пачки “Казбека”. Тебе отпу-устят, отпу-устят! Нинку я знаю, она детям до шестнадцати чего хочешь отпустит!..