Главный подозреваемый - стр. 12
– Кстати, коли ты все точно знаешь, что там было у Аргентины с Ямайкой, пять – ноль или шесть – ноль?
– Шесть – ноль, – уверенно ответила Таисия, – баранка, как в теннисе, высший балл, как в фигурном катании. Об этом еще песню написали, «Чайф». А с чего ты это вдруг?
– Да так, песня привязалась. У вас какая-то молодежь наверху гуляет.
– Это у Ромика. Ой, у нас сегодня какое число?
– Тринадцатое, – едва сдерживая улыбку, сказал Северин.
– Точно! У Ромика же сегодня день рождения! Надо будет не забыть поздравить. Ромик – он славный.
– Да, симпатичный мальчуган. Ему сколько, восемнадцать? – Северин зажег газ под сковородкой.
– Что ты! Больше! Он уже то ли на третьем, то ли на четвертом курсе. Он просто так выглядит. Домашний мальчик.
– Да, сейчас либо такие домашние тихони, либо уж уличные хулиганы, промежутка почему-то не наблюдается, как в наше время.
– В твое время, старый ты мой!
– Что-то молодежь больно разошлась, – сказал Северин, укладывая мясо на сковородку.
– Ничего не слышу, – пожала плечами Таисия, – да у нас такая звукоизоляция, что хоть стреляй, хоть режь, никто не услышит.
– Да точно девицы визжат. Убавь-ка совсем звук на телевизоре.
Для верности Северин снял с огня сковороду. В наступившей тишине явственно зазвенел женский крик, одиночный, неумолкающий, звучащий на одной ноте, верхнем ля, наполненный ужасом. Северин бросился в прихожую, распахнул входную дверь. Монументальная лестница, казавшаяся недавно неколебимой, ходила ходуном, от истошного крика сверху, от тяжелого топота снизу, от надсадного скрежета ползущего вниз лифта. Северин побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки. На последнем марше лестницы он обогнул небольшую группу жильцов дома, вступил на лестничную площадку и огляделся.
Двери обеих квартир на шестом этаже были распахнуты. У одной сгрудилось несколько молодых людей, были среди них и две приличного вида девицы, их лица являли смесь страха и жадного любопытства, но рты были закрыты, а глаза устремлены в квартиру напротив. Крик доносился оттуда. Вскоре появился и источник крика – молодая, лет тридцати, женщина, крашеная блондинка с великолепной фигурой, которую облегало маленькое черное платье, одеяние довершали черные туфли-лодочки и черная же шелковая пелерина на плечах. О лице ее ничего определенного сказать было нельзя, только то, что рот большой, а стоматолог хороший, все остальное закрывали кисти рук, тонкие, ухоженные, с несколькими изящными кольцами на длинных пальцах. Из-под воздетой левой руки женщины выглядывала лохматая голова, небольшие стильные очечки перекосились на круглом, немного детском лице. Рука юноши облегала талию женщины и в меру сил направляла ее к выходу.