Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - стр. 68
«– Товарищи, довольно нам забивать головы, они у нас и так уже забиты! Моё мнение – прикончите все ваши сказки!»
Читавшим эти строки могло показаться, что в клубе «Пролетарий» пьесу забраковали. Однако резолюция была принята довольно доброжелательная:
«Мы, рабочие, собравшись в клубе "Пролетарий" на литературный вечер, на котором поэт Маяковский прочёл свою пьесу "Баня", считаем такие читки очень нужным и полезным делом… Кроме этого вечера, мы хотим посмотреть "Баню" на сцене передового театра имени Мейерхольда, считаем её пьесой нужной, прочно вскрывающей бюрократизм. Мы хотим, чтобы общественный просмотр "Бани" состоялся совместно с критиками, автором, режиссёром и артистами на нашей сцене вместе с нами, рабочими, где мы могли бы принять тоже участие в обсуждении пьесы».
А в стране в это время начиналась очередная чистка партийных рядов и советских учреждений, выметавшая на этот раз сторонников Николая Бухарина, Алексея Рыкова и Михаила Томского, которые ставили под сомнение реальность пятилетнего плана, настаивали на его «минимальном» варианте и были названы за это «правыми уклонистами».
Откликаясь на это мероприятие, Маяковский написал стихотворение «На что жалуетесь?», в котором обрушился на писателей и поэтов, которые не замечали борьбы с «правым уклоном». Поэт восклицал:
А в «Стихе как бы шофёра» Маяковский решительно призывал:
Однако, несмотря на эти восклицания и призывы, вопросов, которые задавала жизнь, меньше не становилось. И на них Маяковскому приходилось отвечать. Касались они и его новой пьесы. От какого «мусора» пытался он избавиться с помощью своей «Бани»? Каких таких «сволочей» мыл он «весело» и «со звоном» в её очистительной пене? И вообще, почему пьеса всё-таки названа «Баней»?
Прямых ответов на эти вопросы Владимир Владимирович не дал.
Найти их и сформулировать пытались маяковсковеды.
Бенгт Янгфельдт:
«"Баня" была своего рода продолжением "Клопа", но несла в себе откровенную критику бюрократизации советского общества и нового привилегированного класса высокопоставленных чиновников с партбилетами».
Александр Михайлов:
«Маяковский вёл жаркую схватку с бюрократией».
Александр Февральский:
«Маяковский принципиально сместил акцент со смешного на драматизм положения: дескать, смешно – да, смешно – как в цирке, но то, над чем смеёмся – драма нашей жизни, её уродство. <…> Маяковский смеётся над новым уродством, сжимая кулаки».