Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - стр. 19
Маяковский, видимо, просто не смог придумать достойного завершения этой бесшабашной, но невероятно увлекательной коллизии. А по поводу третьего акта, где витийствуют Победоносиков и ему подобные, Владимир Владимирович сказал:
«Что касается "среднего действия", то оно для меня очень важно, чтобы показать, что театр – не отобразительная вещь, что он врывается в жизнь».
Ответ, прямо скажем, весьма туманный – из него ясно только то, что «среднее действие» для самого автора «очень важно». А чем оно «важно», не очень понятно.
Кто-то из присутствующих спросил:
– Товарищ Маяковский, почему пьеса называется «Баней»?
Поэт ответил:
«– Потому, что это единственное, что там не попадается!»
Ответ, конечно же, шутливый, но опять же весьма уклончивый. Ведь в русском языке оставалось ещё много слов, которые в этой пьесе не использовались. Почему же не они взяты в качестве названия, а именно «баня»?
Затем председательствовавший на собрании член коллегии наркомата путей сообщения и писатель Дмитрий Фёдорович Сверчков объявил, что «Баню» «конечно, нужно приветствовать». Но при этом сказал, что, по его мнению…
«…в пьесе слишком назойливо разъясняется, кто является положительным героем, а кто нет, кто делает нужные стране дела, а кто совершает преступные деяния».
Маяковский ответил так:
«Что касается прямого указания, кто преступник, а кто нет, – у меня такой агитационный уклон, я не люблю, чтобы этого не понимали. Я люблю сказать до конца, кто сволочь».
Как видим, и здесь (как и при обсуждении «Клопа») Маяковский без раздумий назвал отрицательных героев своей пьесы «сволочами». И потом поэт не раз именовал этих персонажей тем же весьма нелестным словом. Выступая 25 марта 1930 года в Доме комсомола на Красной Пресне, он прямо заявил:
«Вот также часто говорят, что я употребляю слово "сволочь". Я никак не могу амнистировать "сволочь" из соображений эстетического порядка, так полным словом и называю».
Своё выступление на заседании Художественно-политического совета ГосТИМа, Маяковский завершил так, как завершались многие выступления на партийных собраниях тех лет:
«– Я буду очень рад, если товарищи признают нужным эту пьесу взять за основу».
В зале раздался смех, зазвучали аплодисменты, и Художественно-политический совет единогласно принял резолюцию о ценности пьесы и о желательности её постановки.
Валентин Катаев:
«Как говорится, читка прошла "на ура", и по дороге домой Маяковский был в прекрасном настроении..»
В тот же день (23 сентября) в Париж прилетела шифровка, в которой был официальный вызов Григорию Беседовскому: ехать в Москву