Главная тайна Библии. Смерть и жизнь после смерти в христианстве - стр. 47

В частности, это позволяет полностью опровергнуть вздорное мнение старых ученых о том, что наиболее «физические» описания у Луки и Иоанна были созданы в конце I века для борьбы с докетизмом (представлением о том, что Иисус не был реальным человеком, но лишь «казался» таковым).^>4 Если бы у этих евангелистов воскресший Иисус просто ел печеную рыбу (Лука) и предлагал Фоме к нему прикоснуться (Иоанн), тут еще была бы хотя бы видимость правдоподобия. Но если предположить, что Лука и Иоанн просто придумали эти истории для полемики с докетами, надо признать, что они сделали это крайне неудачно: Воскресший у этих евангелистов входит через закрытую дверь и внезапно исчезает, иногда Его узнают, а иногда нет, и в конечном счете Он восходит на небеса.

(4) Четвертая загадочная особенность рассказов о воскресении состоит в том, что они буквально ни словом не упоминают о христианской надежде на будущую жизнь. Практически в любом другом месте Нового Завета, когда речь заходит о воскресении Иисуса, оно связано с последней надеждой на то, что в один день его народ восстанет, подобно Христу, и что христиане уже предчувствуют это в крещении и в своей жизни. В отличие от тысяч пасхальных песнопений и миллионов пасхальных проповедей, в евангельских рассказах о воскресении ни разу не говорится о чем-то вроде того, что «Иисус воскрес, а значит, нас ждет новая жизнь после смерти», – и уж, разумеется, не говорят: «Иисус воскрес, а потому и мы после смерти отправимся на небеса». Они не повторяют традиционных слов первых христиан: «Иисус воскрес, а потому и мы будем воздвигнуты из мертвых после сна смерти». Ничего такого мы не находим. В описаниях евангелистов воскресение – событие в этом мире и в настоящем времени: Иисус был воздвигнут из мертвых, следовательно, Он – Мессия, а потому есть также подлинный Господин мира; Иисус воскрес, а значит, Бог уже начал дело нового творения – и у нас, последователей Иисуса, появилась новая задача! Иисус воскрес, и мы должны стать Его посланцами и возвестить всему миру о Его господстве, чтобы Его царство осуществилось и на земле, как на небесах! Без сомнения, уже у Павла мысль о воскресении Иисуса тесно связана с мыслью о воскресении всего народа Божьего. Если бы евангельские повествования были выдуманы в конце I века, в них бы непременно упоминалось об окончательном воскресении всего народа Божьего. Но они об этом молчат, потому что были созданы раньше.

Можно еще многое сказать об этих евангельских повествованиях. Но я хочу завершить данный раздел выводом: стократ правдоподобнее мысль, что эти истории появились еще прежде Павла, и потом не подвергались существенной переработке в процессе передачи и редактирования, разве что разные авторы, каждый по-своему, расставляли акценты. И действительно, повествования отражают богословские особенности каждого евангелиста: скажем, у Матфея в них звучат те же темы, что и в других евангелиях, и т. д. Но то же самое происходит и тогда, когда разные художники пишут портрет одного человека. Мы видим, что вот перед нами произведение Рембрандта, а вот – Гольбейна. Можно узнать руку любого мастера, но одновременно мы распознаем и его модель. Художник не менял цвет ее волос, форму носа или особую задумчивую улыбку. И когда мы задаем себе вопрос, почему эти истории – во многом различные, но все же во многом столь удивительно сходные – были созданы так рано, первые христиане дадут нам на это простой ответ: потому что это событие произошло, хотя тогда его было крайне трудно описать, да и в нем было много загадочного. Эти рассказы, слегка отредактированные и записанные позднее, восходят к самым первым временам. И гипотеза, что это – легенды, которые были записаны намного позднее, чтобы дать историческое обоснование тому, что по существу было частным внутренним опытом, начисто лишена правдоподобия.