Главная роль – 4 - стр. 25

– Зачем ты в эту грязь полез?! – возмущенно спросила она.

Похлопав невыспавшимися глазами, я покосился на часы – почти одиннадцать, три с половиной часа сна как-то маловато, учитывая прием, который затянется за полночь – и повернулся на бок, натянув одеяло на голову с бессмертным:

– Еще пару часиков, мама.

Фыркнув, Императрица ушла, дав мне спокойно досмотреть дивный сон о том, как я верхом на слоне гоняю по Петербургу криминальные элементы, не забывая указывать пальцем на особо злобных, коих слону надлежит прикладывать зажатой в хоботе, раскрашенной под хохлому, дубиной.

Покосившись на почту – потом разберу – я пошел в столовую. Минусы нынешнего, медленного мира давно мне ясны – чтобы получить эффект, нужно с полгодика бегать сломя голову и фонтанировать проектами, а потом несколько томительных лет держать руку на пульсе. Большевики не зря планировали развитие страны «пятилетками» – по моим прикидкам, где-то к 1896 году я как раз и получу гигантский прирост по всем направлениям. Безусловно, что-то проявит себя раньше – например, прииски, золото с которых потихоньку поступает уже сейчас или патентные отчисления от Сибирия, будущего пенициллина и прочего. Что-то – наоборот, «выстрелит» с задержкой, но этим можно в глобальном планировании пренебречь. Когда «первая очередь» модернизации завершится, придется попахать еще с полгодика, дабы направить полученное в нужное русло – подготовку к большой европейской войне. Ну а в промежутке буду развлекаться чистками, созданием и упорядочиванием направленных на поддержание общественного порядка структур и идеологической накачкой населения, подкрепленного вполне ощутимым экономическим, культурным и прочим ростом.

Из плюсов «медленного мира» можно выделить как раз почту – если я забью на нее на пару-тройку дней, миру по большому счету будет все равно. Но я не забью – выявить тревожный или наоборот – перспективный – «звоночек» и быстро, как это было принято в моей прошлой реальности, среагировать на него может быть полезно.

Появившись в столовой, я ухмыльнулся сидящей на диванчике в ожидании меня Дагмаре, натянул на лицо пафосно-надменное выражение и заявил:

– Этот город боится меня.

– Что? – опешила Дагмара.

Я пошел на нее, придав голосу грозные нотки:

– Я видел его истинное лицо. Улицы, – указал на окно. – Продолжения сточных канав, а канавы заполнены кровью, – остановился перед удивленно взирающей на меня Императрицей. – И, когда стоки будут окончательно забиты, вся эта мразь начнет тонуть! Когда скопившаяся грязь похоти и убийств вспенится до пояса, все шлюхи и политиканы посмотрят наверх и возопят: «Спаси нас!», – склонился к лицу мамы и закончил монолог. – А я прошепчу: «Нет».