Главбух и полцарства в придачу - стр. 16
– Что же тебя столь обрадовало? – спросила я.
– Так Наташка отдыхать уперлась! – счастливо воскликнул папенька. – Вместе с сыном и жабой. Путевку взяли, в санаторию отъехали, на трехразовое питание, нервы лечить.
– С кем? – удивилась я.
Воображение мигом нарисовало Наташку, весьма грузную особу, бодро шагающую к самолету. В руках наша бывшая соседка и моя теперешняя «маменька» сжимает банку, в которой сидит здоровенная лягушка с выпученными глазами. Но откуда она у Наташки? Жена Ленинида самозабвенно разводит цветы, а к животным совершенно равнодушна.
– С кем она уехала? – повторила я.
– С сыном и с жабой, – повторил Ленинид, – с моей тещей, чтоб ей минеральной водой захлебнуться там, любимой маме.
Тут только до меня дошло.
– Значит, Наташка с сыном и с матерью укатила на курорт?
– Точняк, – подтвердил папенька, – желудок полоскать.
– А тебя к нам отправили?
– Опять верно.
– С какой стати?
Ленинид горестно пожал плечами:
– Сам не пойму, дали чемодан и велели: «Ступай к своей доченьке драгоценной. Мы тебя тут одного не оставим, нажрешься, как свинья, грязь разведешь, баб притащишь». Сумку сложили и выпихнули.
Я ринулась к телефону. Ну, Наташка, погоди! Сейчас выскажу ей все, что про нее думаю.
– Эй, доча, – воскликнул Ленинид, наблюдая, как я яростно тычу в кнопки, – не старайся! Уперлись они, дома нет никого.
– Тогда ступай назад.
– Не могу.
– Почему?
– Да они дверь заперли, а ключи с собой забрали.
– У тебя что, своих нет?
– Не-а, они и мои утащили в санаторию.
– Послушай, ты же бывший вор, неужели не сумеешь замок вскрыть! – не утерпела я и тут же пожалела о сказанном.
Ленинид, говоря языком милицейского протокола, твердо встав на путь исправления, решительно порвал с преступным прошлым. И вообще, некрасиво напоминать папеньке об ошибках молодости. Сейчас он честный гражданин, отличный краснодеревщик, верный муж, а семь или восемь ходок на зону – я постоянно путаю, сколько раз он сидел, – остались в другой жизни. На данном отрезке времени Ленинид законопослушный гражданин, ну выпивает иногда, так кто из нас без греха?
– Эх, доча, – пригорюнился папенька, – вор-то вор, только по хатам не шебуршил, лопатники тырил у лохов,[3] с замком управиться, правда, сумею, но прикинь, что со мной Наташка с жабой сделают, когда вернутся? Завизжат, словно потерпевшие, завоют… Уж пусти, Христа ради, впрочем, коли не захочешь, я на вокзал пойду. Мне не привыкать бомжевать!
Я посторонилась.
– Входи.
– Ай, спасибо, ну дочура, ну хорошая, – зачастил Ленинид, снимая ботинки, – я вам помогу. Вон, дверца у шкафа болтается. Семен-то с Олегом безрукие, гвоздя не вобьют.