Гильза с личной запиской - стр. 14
Лена остановилась, показала на барак рукой:
– Здесь я живу.
Голос у нее подрагивал – еще не оправилась от встречи с гоп-стопниками, – озноб пока не прошел, но он пройдет, хотя и не сразу, для этого нужно время.
– А вы говорили, добежите сами, без охраны… Больше не рискуйте, Лена. – Мамкин улыбнулся сочувственно и одновременно тревожно – на родине Ленина могли бы давно переловить не только искателей приключений, встретившихся им, но и всех других, кто залезает в чужие карманы или выдает себя за сына лейтенанта Шмидта. Но нет, взяли и зачем-то оставили мусор на развод. – Я вам напишу с фронта, можно? – Мамкин внезапно почувствовал, что голос у него наполняется простудной хрипотой.
Девушка согласно наклонила голову, стерла что-то с уголков глаз.
Фамилия у нее была простая, русская, как, собственно, и биография, – Воробьева. Она продиктовала свой адрес и, пока Мамкин, едва приметно шевеля губами, запоминал его, провела рукой по шинели, стряхивая что-то, поправила борт и, взглянув на Мамкина прощально, одолела что-то в себе, сорвалась с места и побежала к бараку.
Некоторое время Мамкин глядел ей вслед, глядел, даже когда девушки не стало – ее поглотило серое, неряшливо огрузшее на земле строение, потом, словно бы не веря тому, что Лены уже нет, сглотнул твердый солоноватый ком, возникший во рту, и тихими вялыми шагами двинулся к выходу из проулка.
Ему теперь надо было по нескольким улицам добраться до кинотеатра, а от него прямая дорожка вела к общежитию, в котором поселили летчиков полка гражданской авиации, прибывших с фронта.
На душе было неспокойно, тускло, горло сдавливало что-то непонятное – то ли боль, то ли тоска, решившая внезапно навалиться на него, то ли голод – после тощего завтрака в восемь часов утра он больше ничего не ел… Но это – дело поправимое, в тумбочке у него лежит полбуханки серого местного хлеба и два куска пиленого сахара.
Если не удастся достать заварки, то он вскипятит чайник и полакомится кипятком. – такой вариант тоже устраивал Мамкина.
Лена писала, что у нее все в порядке, она жива и здорова, только вот ребята ее класса ведут себя не по-пионерски – шалят, шумят, безобразничают: считают Елену Сергеевну своей ровесницей и поступают соответственно, а вот как справиться с ними, она не знает… Мамкин не сдержал улыбки – представил себе, как Лена воюет с горластыми школьными воробьями.
Воробьева-воробей воюет с воробьями. Можно понять, какой шум стоит у нее в классе.
Еще Лена жаловалась, что ей не удалось съездить к тетке на другой берег Волги: власти закрыли мост для гражданских лиц, надо оформлять пропуск, а это – штука затяжная, поскольку некий изобретательный бюрократ придумал целую процедуру их выдачи и приравнял эти никчемные бумажки к фронтовым наградам. Чтобы получить бумаженцию, надо едва ли не подвиг совершить.