Гиллеспи и я - стр. 44
Художник то и дело звал жену к себе в мастерскую, чтобы обсудить какие-то нюансы работы, а порой – на пути домой или из дому – просовывал голову в дверь и что-то спрашивал или сообщал, когда вернется, и неизменно находил добрые слова о моем портрете. Он встречал меня радостным приветствием и часто задерживался в гостиной поболтать с нами или с кем-то из домочадцев. Со временем я выучила некоторые его привычки: тихонько шмыгать носом (он вечно забывал платок), смеяться во все горло, совершенно не заботиться о внешности. Думаю, у него не осталось ни единого чистого манжета – он делал на них зарисовки, когда забывал блокнот; Нед всегда был весь в краске, а девочки запросто хватали его липкими руками за одежду, оставляя разнообразные следы и пятна.
Подозреваю, что Нед вообще бы не брился и не подстригал усы, а может, даже и не ел бы без напоминания кого-нибудь из многочисленных родственниц. Подобные мирские заботы мало занимали его. Как большинство мужчин, он обладал завидной способностью целиком погружаться в работу, не видя ничего вокруг, и, увлекшись, забывал о времени и постоянно опаздывал. По рассеянности он выходил из дому в момент, когда пора было быть на месте, и всегда удивлялся, что опоздал.
В доме номер одиннадцать неизменно бурлила жизнь, и нас с Энни редко оставляли в покое. Ключи от входной двери кочевали из кармана в карман, а родственники из дома напротив сновали туда и обратно без предупреждения. Судя по всему, Элспет считала квартиру сына продолжением собственной гостиной и обрушивалась на нас, беспрерывно тараторя, после церковных собраний или по дороге в тюрьму на Дьюк-стрит, куда она ходила как член Попечительского комитета. Мейбл тоже была частым гостем у брата. Тем летом она, неприкаянная и несчастная, мучительно переживала разрыв помолвки, и Нед – чуткий и благодарный слушатель – откладывал работу и позволял ей излить душу. Кеннет навещал брата по пути из лавки – как будто нарочно, чтобы девочки разыгрались перед сном, – а Уолтер Педен заглядывал после обеда; он так зачастил в мастерскую, что проще было устроить ему пристанище в бельевом шкафу.
Разумеется, Энни иногда приходилось принимать посетителей в гостиной, а порой – откладывать кисть и подавать напитки, если горничная, как водится, куда-то исчезала. Вернувшись, Кристина клялась, что «всего лишь бегала за продуктами». Правда, по манере девушки держаться было ясно, что ей не свойственно «бегать». Напротив, она постоянно слонялась без дела, болтая с приятельницами на улице, а еще я не раз видела ее – хоть и не выдала Энни – на пороге дешевого трактира на Сент-Джордж-роуд. Полагаю, Энни побаивалась Кристину и потому не делала ей замечаний и не увольняла.