Гидра - стр. 45
«Лучше бы ты остался в концлагере».
«Нет, не лучше. Не лучше».
Стиснув зубы, Заяц сел, привалился истерзанной спиной к березе. Лоб пекло. Струи крови, ударяясь о дамбы бровей, щекотали, текли в глаз. Заяц прищурился. Шоггот наступал, напоминая какое-то фантастическое растение, хищный ходячий цветок со щупальцами вместо лепестков. Передних лап у него не было, только задние; хвост и гладкое тело, переходящее в скопище отростков.
– А чем ты держишь вилку? – сипло спросил Заяц.
«Лепестки» разошлись в стороны, обнажая пасть. Заяц выпустил три пули из маузера. Пистолет заклинило на четвертой, но Заяц продолжал жать на спусковой крючок. Кровь залила второй глаз, ослепила. Сознание ныряло в пучину мрака. Последним усилием Заяц поднял руку и костяшками протер глаза. Пробилось немного света. Он увидел перед собой не шоггота, а саму смерть, старуху, омерзительнее которой он не встречал.
И милосердная тьма поглотила Зайца.
Глава 11
– Журналист! А журналист!
– Чего? – отозвался Глеб.
– А напиши в статье, что у Церцвадзе геморрой размером с мой кулак.
– Меньше! – весело пробасил из тягача бурильщик Церцвадзе. – Размером с твой мозг!
Лэповцы рассмеялись. Смеяться они были горазды. И песни петь. И работать.
Седьмой день жил Глеб в лагере сезонников, но ему не надоедало. Напротив, он шутил, что никуда не уедет, черт с ней, с газетой. Москва была чем-то бесконечно далеким, искусственным, пустым. А здесь… в окружении смешливых товарищей, занятых важным делом, умеющих отдохнуть, под фантастическими звездами… здесь и бухать не хотелось. Выпил стаканчик-другой из пивного концентрата Мусы, налопался каши, и хватит, завтра вкалывать.
А Глеб именно вкалывал. Не бродил за ребятами с блокнотом, а помогал как мог, просил научить. Так? А, вот так, да? Просеку рубил, раскряжевывал, вязал опоры. Леса было много, но не строевого. Деревья, гнутые в три погибели, чахлые. Их убирали с пути топорами, пилы «Дружба» пригождались на толстых стволах. Раскряжевщики измельчали бревна. Тягач вез инструменты и сваи. Нормой был гектар вырубки на звено.
Утром рыжий Вася Слюсарев распределял, кто будет дровосеком, кому ставить столбы, кому натягивать провода. Только бурильщики были постоянными.
Процессия двигалась по хребту – от видов захватывало дух. Скалы, древние, но возникшие чуть больше сорока лет назад, нависали над Ахероном. У их подножья росли ивы, березы и кедровый стланик. Высохшие озера напоминали отпечатки великанских копыт. В ольхе чирикали птички.
Каждый раз, минуя этот участок, Глеб засматривался на котлован внизу. С такой высоты строители казались букашками, тракторы – навозными жуками. «Вести электричество по верху, – думал Глеб, – лучше, чем рыть для электричества логово, бултыхаясь в жиже».