Гидра - стр. 40

В светлице была, как положено, русская печь с намалеванными петушками, стоял накрытый стол. На топчане под портретом Сталина сидел еще один мужчина, и если Ярцев был типичным чего-то-там-начальником, то худой, наголо обритый тип в штанах-галифе и алой рубахе скорее смахивал на апаша. Попросту говоря, бандюка.

– Наше вам! Золотарев!

– Добрый день. Могла бы я…

– Сначала обед! – Ярцев настойчиво усадил гостью во главе стола. – Поухаживаете?

– С радостью, – встал Золотарев. – Пирожки с яйцом, компот, салат оливье, щука, водочка…

– Мне не надо.

– Но! «Кончаловка», на смородине.

– Мне не надо, – повторила Галя, и Золотарев убрал графин.

– А я не откажусь. Сан Саныч, ну что молчишь?

Зависший Ярцев вздрогнул и зачастил:

– Большая честь… Как коммунист, отдавший бескорыстно лучшие свои годы служению Родине, считаю наградой визит столь знаменитой актрисы. Ура, товарищи!

Мужчины выпили. Галя налила себе компот.

– А как вам Тихонов? – Показалось или Золотарев потрогал себя в паху? – Вы ж с ним?..

Галя повела плечами, скованная дискомфортом.

– Снималась. Прекрасный актер.

– Говори, Сан Саныч, говори. – Золотарев проглотил пирожок.

– А что говорить! – воскликнул Ярцев. – Мы – люди простые, не носим мехов и фетра. Сорок тысяч, сорок тысяч потратил мой зять на ремонт квартиры. В ванной комнате была им установлена колонка из нержавеющей стали! – Ярцев выпучил глаза. – Каково?

– Простите, я…

– Сан Саныч говорит, что молодежь выбрала роскошь. А мы здесь предпочитаем аскетизм.

Ярцев свирепо закивал.

– Лютой завистью исходят воротилы империалистической Англии, глядя на нас, первопроходцев. Ушатами гнилостной клеветы обливает нас опустившееся человекоподобие Уинстон Черчилль. Но! – На скатерть брызнула слюна. Галя поежилась. – Это есть свидетельство нашего мирового авторитета. И значит, мы не стоим на месте, а движемся к светлому будущему, боремся с пережитками проклятого прошлого, искореняя низкопоклонство перед растленной буржуазной культурой, в одном окопе – гидромеханизаторы и кинематографисты.

– Хорошо стелешь, – похвалил Золотарев. Он ел оливье и смотрел на гостью. Бесцеремонно рассматривал ее грудь, и глаза сально блестели. Галя провела рукой по наглухо застегнутой рубашке.

– Космополитической блевотиной исходит бюрократическое средостенье! В нашей стране благородное, альтруистическое все еще противостоит стяжательству и двоедушию…

– Замужем? – спросил Золотарев так, чтобы не перебивать Ярцева. У него была морда хорька. И майонез на подбородке.

– Да, – неприветливо буркнула Галя.

– …его верный соратник и ученик Сталин решительно развенчал троцкизм, ктулхулианство и прочие разновидности враждебных ленинизму течений.