Гибель Киева - стр. 9
Конечно, у Цок-Цок было имя. Довольно редкое – Снежана. Мужчины любили называть её Снежок, или Снежка.
Давно известно, что имя для человека – метка судьбы. Особенно для женщины. Светланы, например, почти поголовно податливы, бесформенны, как пластилин. Может, тем и милы. Ирины – оголённый нерв. Галины – брюнетки. Марии – вечная война. А вот Снежаны…
Что самое трудное? – спрашивали эллины. И отвечали: познать себя. Цок-Цок себя знала и не знала. Вчера она рассталась с мужчиной, который её любил. С ним было хорошо, как бывает хорошо только с теми, кто тебя любит. Но женат был, стервец. И хотел уйти от жены, да не решался. Целый год не решался. Тогда, не ожидая этого от себя, решилась она.
Женатого мужчину видно по походке, по тому, как он стоит и что говорит. У женатого может быть тысяча преимуществ, но все они меркнут перед одним-единственным достоинством неженатого – свободой мужчины. У женщин на это особый нюх. Безошибочный. И он говорил: Александр чист. И пусть он не её герой, но всё же…
Но всё же она приехала сюда в роли подарка. Понятно – имениннику. А он был действительно хорош: высок, строен, красив, остроумен, смел и нагл. С быстрой реакцией. Правда, немного староват. А у мужчин перед увяданием, как правило, крыша едет – они стремятся наверстать упущенное за прежние годы. Он явно опытен и времени терять не привык.
Когда Александр её представил: «Вот тебе подарок. Извини, что не перевязан ленточкой», именинник мгновенно сблизил дистанцию: «Красивая. Но почему попа маленькая?» Да, в нём был спрятан магнит. У неё даже подлая мыслишка проскочила: «Переспать с ним? Пожалуй. Но только без фамильярности». Жаль, что подпил не в меру. А глаза у него красивые, то серые, то голубые. Помни: Шопенгауэр предупреждал: бойся людей со светлыми глазами.
Именинник подсел к Александру и что-то увлечённо ему рассказывал. Вначале она наблюдала за ним, отключив звук. Чего там, любовалась его профилем. Редкий, очень редкий как для Киева нос: ровненький, римский, породистый, с легко намеченной горбинкой. Губы чуть тонковаты, но это не портит картинки, потому что нервное лицо, опять же, большая редкость. По облику и темпераменту – чистый итальянец. Она включила слух. И недаром. История оказалась близка её нынешним заботам.
– Ты представляешь, наш «Фуко» разбомбили! – положив одну руку на плечо Александра, именинник другой рукой ловко подцепил вилкой маринованный грибочек. – К хозяевам явилось двое ментов, майоры. Донецкие, конечно. Ты же знаешь, их сейчас тьма в среднем звене руководства. В налоговой, в милиции, на таможне. Там, где быстрые деньги. Так вот, говорят, что им приглянулось кафе. Мол, продайте. Но ты же знаешь, как оно им досталось, сколько они туда вложили. Да нет, говорят хозяева, не можем. Это – наша душа, а душу не продают. Ну, смотрите, – говорят менты. И ушли. Через пару дней вваливается банда горилл и громит всё на мелкие щепки. Даже кухню и плиту. Снова заявляются менты. Ну что? – спрашивают: Надумали? Хозяева, естественно, отвечают: Мы всё поняли, продаём. Сколько? – спрашивают менты. Сто тысяч, – отвечают. И в ответ слышат: Не-а, теперь двадцать. Так что, нет больше нашего «Фуко». Теперь будем встречаться у монахов. Вот так! – рассказчик налил рюмку водки, выпил её залпом и смачно заел грибочком. Как восклицательный знак поставил. Он, видимо, всё в жизни делал с аппетитом.