Гибель Киева - стр. 2
Поразмышлять на эту тему он решил попозже, а сейчас следовало удостовериться в обоснованности подозрений. Сделал он это грубо: лавируя в потоке машин, перебежал через улицу вдали от перехода и перемахнул через металлическую ограду на противоположной стороне улицы. «Десятка» повторила маневр и застыла за его спиной в ожидании нового подвоха. Рассматривая в стекле витрины отражение неразлучной парочки, Александр отбросил сомнения в своей мнительности. Из очевидности происходящего вытекало: ни домой, ни на работу идти не нужно. Впрочем, как и забредать в уединённые места.
День, как для начала осени, выдался душный. Жара липкой змейкой ползала по шее, опускалась вдоль подбородка, вила гнёзда под мышками. Мужчины отупело поглощали тёплое пиво, а барышни мороженое. Из распахнутых окон доносились вопли попсовых звёзд, и вдруг, о чудо!., как в прежние киевские времена, чётким серебряным звоном рассыпались звуки шопеновской мазурки.
Вот здесь, на коротеньком бульварчике, что в центре Киева, на вбитой в землю лавочке и присел Александр. Рядом расположилась уже начавшая быть немолодой пышная дама. Она обмахивалась сложенной газеткой. Конечно, веером было бы удобнее, да подевались они куда-то. Нет больше вееров, а духота есть, и вытекает из-под мочки её уха крупная капля пота. Но Александр её не видит, поскольку им всецело завладели невесёлые мысли. Они и вами владеют чаще, чем хотелось бы. Понятное дело – о деньгах мысли.
В жару думается плохо, да и лавочка неудобная. Раньше здесь стояли массивные парковые скамьи с устойчивыми чугунными ножками и удобными для спины деревянными сиденьями. Воспоминания они вызывают приятные, хотя время уже размыло черты возбуждённых лиц, унесло в льдистую мглу имена их обладательниц, и лишь далёким, совсем глухим эхом со дна души отзывается волнение, испытанное от прикосновения к округлым коленкам и прочим женским прелестям. Господи, чего только не случалось в тёплые ночи под густым бархатом киевского неба!
Но скамей теперь нет, а есть примитивная лавочка, сбитая из трёх досточек, и единственное, что их роднит, – унылая зелень масляной краски. Было время, когда здесь росли липы, а улица называлась Бульварно-Кудрявской. Теперь на их месте растут берёзы, вязы и каштаны, а улица стала Воровского.
За чугунной оградой снуют машины. Преимущественно новые. Джипы и кабриолеты, универсалы и спортивные седаны, ослепительные «крайслеры» и серебристые «мерседесы», бюргерские «опели» и шикарные «тойоты». Вот и его любимец «ягуар» промчался.
Прямо перед Александром навис небоскрёб. Новодел. Полированный гранит, красный кирпич. В квартале добрых старых строений он смотрится как помесь казармы и будуара. Говорят, что землю «под полой» продали военные, и вскоре в пахнущие зарубежной краской апартаменты с грохотом начнут въезжать штабные генералы с раздобревшими генеральшами. Солдатики в камуфляже будут осторожненько таскать оббитые лайковой кожей диваны и длинные пеналы импортных холодильников. У них всё будет новенькое. И не потому, что у генералов зарплата высокая, вовсе нет, низкая у них зарплата, а потому, что услуги генеральские нынче в цене.