Герой Чужой Повести - стр. 9

Пегаска в ответ приподняла копыто с журавликом:

– Копытами сложили?

Твайлайт, уже не задавая вопросов, кивнула.

– Один из кантерлотских классиков как-то очень точно сказал: «Если единорог использует копыта, то либо он не умеет колдовать, либо с этим связана какая-то интересная история». Оригами в Эквестрии – это очень интересная история.

Пегаска очень тяжело посмотрела единорожке в глаза.

– Твайлайт, я знаю твою историю. Я была её главным инициатором… Вернее, это была моя ошибка.

Глаза Твайлайт выглядели как две золотые монеты от множественного удивления и шока, но едва она открыла рот, пегаска продолжила.

– Я всё тебе расскажу, но сначала ответь на вопрос – хотела бы ты продолжения этой истории?

Достигнув, казалось, потолка своей силы удивляться, Твайлайт пробила его. Этот вопрос она никак уж не ожидала… Как не была готова к надежде, которую он в себе скрывает. Вместо попытки понять и проанализировать ситуацию Твайлайт вдруг представила, что это роман. Чутьё опытного читателя знало: вопрос пегаски важный. Это такой вопрос, после которого всегда ставится пауза. Даже для неё всё вокруг встало на паузу, чтобы она могла подумать и выбрать ответ.

Но у Твайлайт, заработавшей крылья на приключениях, ответ был только один.

Она молча кивнула. Пегаска улыбнулась, как гордая мама.

– Я знала, что сделанный копытами журавлик не устроит Элемент Магии. Что ж, теперь мне нужно объясниться.

Она отложила журавлика и села на пол.

– Но сначала я представлюсь. Меня зовут Лорен Фауст…

Я вижу ослепительный свет. Света очень много, его хватает то тут, то там, но меня тянет от него прочь. Я чувствую фрустрацию, я чувствую разочарование. Как будто ты перепутал педали за рулём авто, и уже ничего не поделать. Моя спина ударяется о что-то. Я вижу чёрные стенки короба. Передняя стенка захлопывается, и всё обилие света теперь идёт через решётку. Руки и ноги вялые, я даже встать не могу. По стенкам что-то начинает очень громко долбить, сотрясая мой карцер. Отвратное ощущение.

Отвратное настолько, что хотелось сделать только одно – открыть глаза.

Вместо решётки я увидел потолок своего дома, обитый ДВП и выкрашенный в старческий коричневый. Свет теперь исходил оттуда, откуда и должен был: из окна слева от меня, рядом с входной дверью, и маленького занавешенного оконца прямо перед моими глазами. Карцер испарился. А вот мерзотный стук не ушёл никуда и всё ещё бил по голове, прилетая с улицы.

Я откинул плед и сел на диване, взглянув на часы. Почти семь вечера. Дневная дрёма пошла не по плану – вместо половины часа я вывалился на все три. Головная боль всячески критиковала дневной сон, яростно пытаясь победить в конфронтации с несогласным ленивым телом. Но назойливая долбёжка оказалась гораздо более весомым аргументом, и я сменил сидячее положение в недовольное прямоходящее.