Герда Таро: двойная экспозиция - стр. 5
Такие разные, они дополнили друг друга тем августовским днем, навеки выхваченным из потока событий. Они сами, искренние, как запечатленный ими смех, невольно проговариваются об этом в автопортретах, похищенных у их товарищей по оружию и по любви в то короткое анархическое лето в Барселоне..
Часть первая
Вилли Чардак
Буффало, Нью-Йорк, 1960
Где та, что очаровывает взгляд,Светиться счастьем воздух заставляет…[6]Гвидо Кавальканти
Может ли красота принадлежать только одному,Когда солнце и звезды принадлежат стольким?А я не знаю, кому я принадлежу,Думаю, что себе, только самой себе.Из песни Ich weiß nicht zu wem ich gehöre(1930) Фридриха Холландера и Роберта Либманна, исполненной Марлен Дитрих
Доктор Чардак проснулся рано. Он умылся, оделся, отнес в кабинет чашку растворимого кофе и воскресный выпуск «Нью-Йорк Таймс», перелистал политический раздел. Ему хотелось бы прочесть его внимательно, ведь борьба за Белый дом обострилась, но он откладывает газету в сторону, перевернув ее первой полосой вниз, достает бумагу и ручку и принимается за работу.
На улице тихо, только изредка доносятся голоса ласточек и ворон да вдалеке прошуршит автомобиль – ищет заправку на пути неведомо куда. Скоро соседи начнут рассаживаться по своим машинам: поедут в церковь, навестить родню, в ресторанчики, где подают Sunday’s Special Breakfast[7], – но доктора Чардака, к счастью, все эти заботы не касаются.
Он уже набросал начало статьи, и тут звонит телефон, но он не удивлен и кричит на весь дом: «Это наверняка меня!» – скорее по привычке, а не ради того, чтобы жена спросонья не бежала к телефону.
– Доктор Чардак, – отвечает он, как обычно, без всяких приветствий.
– Hold on, sir, call from Italy for you[8].
– Вилли, – доносится приглушенный межконтинентальной связью голос, – я тебя не разбудил, ведь нет?
– Nein, absolut nicht![9]
Он сразу же узнает голос. Есть еще дружеские связи, которые останутся навсегда, как шрам от падения с дерева в парке Розенталь, и старые друзья, кто жив, могут объявиться в любой момент.
– Георг, что‑то случилось? Проблемы?
В те времена, когда его называли Вилли, в кругу друзей он был тем, к кому можно обратиться за конкретной помощью – в основном за деньгами, поскольку денег у него всегда было больше, чем у других. Вот почему теперь его собеседник громко смеется, уверяя, что ничего ему не нужно, хотя кое‑что, конечно же, случилось, причем устроил это он сам, Вилли, там, у себя в Америке, да такое важное, что удержаться невозможно, вот Георг и поддался порыву: не стал писать, а сразу позвонил.