Герда Таро: двойная экспозиция - стр. 42
– Merde[82], она стащила наживку и удрала!
Герда подняла удочку и показала пустой крючок Андре; тот протянул руки, чтобы ей помочь.
– Так что, надо было тянуть ее раньше?
– Да нет, Schatzi[83], бывает. Рыбы тоже хитрые, они предпочитают жить в глубоком синем море и рожать кучу детей. И их можно понять.
– Икру, дурачок!
– Икру или маленьких рыбок – как вам будет угодно, шеф.
– Мне угодно поймать хоть кого‑то. Желательно крупнее анчоуса и съедобного.
– Для рыбалки нужны исключительное терпение или сильный голод. Поверь, я знаю, о чем говорю.
– Ну конечно. Когда тебе было тринадцать, ты поймал щуку в двадцать килограмм, и она чуть не утащила тебя в Дунай.
– Ну что ты такое говоришь? Это никак не могла быть щука, моя золотая рыбка, самое большее – карп. В таком возрасте это немыслимо, сама понимаешь.
– Ладно, все произошло позже, и это был сом, выловленный из Ландвер-канала, и ты проломил лед камнем с мостовой, который прихватил на память о столкновениях в декабре 1932 года. Я тогда как раз бывала в Берлине, ох как они мне запомнились…
– Ты что, издеваешься? Смотри, вот сейчас защекочу, уронишь удочку в воду. И если навостришь свои хорошенькие ушки, то услышишь, как все рыбы Лазурного Берега над тобой смеются.
– А ну прекрати! Вот тебе удочка и поцелуй. Доволен?
– Еще один! А потом я тебе расскажу, как все было на самом деле.
Вилли наблюдал, как Герда взяла удочку из рук Андре (медленно, следя за извивами лески, чтобы крючок не воткнулся ни в кого из них), осторожно положила ее на камень рядом с любовником, а затем медленно и торжественно обвила руками его шею и поцеловала. Фридман крепко обнял ее, опытной рукой провел ею вверх по позвоночнику и снова вниз по обнаженной спине до краешка полосатого купальника, затем сжал ее талию, потом бедро, ослабил хватку, перейдя к нежным объятиям, и, наконец, оторвался от губ Герды и опустил голову ей на плечо. Может, Андре закрыл глаза, но Вилли с его наблюдательного пункта не было видно. Зато он видел, как Герда водила кончиками пальцев по его лбу и, поправив упавшую ему на глаза прядь, поглаживала Андре по волосам.
Потрясенный, Вилли так и врос в красную землю острова Сент-Маргерит. Даже из жалости Герда никогда не удостаивала его такой ласки. Георга – да, но он не помнил, где и когда. Может, все дело в том, что солнце пекло непокрытую голову, хотя дул легкий ветерок и, к счастью, доносил не только голоса, но и бодрящий аромат средиземноморских трав. Вилли уставился на свои туфли и носки, но столь часто мучившие его воспоминания о ее ласках испарились. Теперь поцелуи и объятия Герды и Георга сданы в архив, а ключ к нему должен был храниться у Вилли, но где – он понятия не имел.