Герцогиня-служанка - стр. 4
– Как вы смеете обижать моих слуг?! – прохрипела я, усаживаясь ровнее.
Лицо мачехи нужно было видеть, оно вытянулось, хотя куда ещё сильнее. Глаза сощурились в щёлочки.
– Твоих слуг, неблагодарная? – я просто чудом уклонилась от ладони, летящей в мою сторону. – Да ты тут на птичьих правах! Кто не дал согласие на твою свадьбу со стариком Маклафином? Кто тебя поит и кормит на последние гроши? Я ради вас продала последние драгоценности! – шипящая Генриетта обвела взглядом меня и своих дочерей. – И что получаю взамен? Хамство и неповиновение? А я хотела тебе дать день отлежаться и заставить своих нежных дочурок приготовить еду. Нет! – она потрясла раскрытым веером перед моим лицом. – Как хочешь, где хочешь, но чтобы достала еду! Убирайся с моих глаз!
– Матушка, – на лице Аделлы появился неподдельный испуг. – В городе для благородных и работы нет, где же Аннабель сможет заработать?
– Пусть милостыню просит, неблагодарная, но еда чтобы была! Смотри-ка, слуг я не должна трогать! – спесивая и голодная мачеха выскочила за дверь, за ней, задрав голову вверх, отправилась Виорика.
– Какая же ты глупая, Аннабель, – морщась, сообщила Аделла. Я подумала, что она осталась посочувствовать или что-то посоветовать. Но нет, позлорадствовать. – Если из города ничего не принесёшь, то не показывайся на глаза матушке хотя бы день. Но, сама понимаешь, что-то тебе приготовить придётся, – сообщила она и выскочила за дверь.
И вот только после того, как они ушли, мне удалось осмотреться.
Лежала я на каком-то топчане в углу грязной кухни. Оказывается, безропотная Аннабель сама согласилась прислуживать злющим родственницам, только бы её реже били.
– Хозяйка, зачем вы заступились? – моронги подошли ко мне и протянули руки. Я погладила каждого и обняла, чем вызвала волну удивления.
Оказывается, Аннабель так никогда раньше не поступала. Не дерзила, не отвечала, моронгов не обнимала, жила забитой мышью.
Память предыдущей хозяйки тела фрагментарно всплывала в моей голове.
– Зачем заступилась? – я встала и побрела к допотопному умывальнику. – Затем, что больше не позволю себя унижать. Жить будем по-новому.
Стоило поднести руки к умывальнику, как что-то заворчало, заурчало в трубах, и мне на ладони брызнула грязная вода.
– Умылась, называется, – оглянувшись в поисках ведра, в углу заметила треснувшее зеркало. – Мать моя… – недоговорив, удивлённо уставилась на бедняжку в отражении. Осунувшаяся, с бледной кожей, через которую просвечивают венки, огромные зелёные глаза в пол-лица, тёмные круги, как у панды, длинные ресницы и спутанные светлые волосы.