Герцог для королевы - стр. 19

Поэтому я взяла в руки бокал, поднесла к губам, но в последний момент, словно раздумав, отставила в сторону. 

Толстяк тут же заколыхался, беспокоясь:

— Ваше Величество, вы останетесь совсем без сил. Завтра похороны, и силы вам понадобятся. Гробницы королей место отдаленное, а до самих подземелий придется преодолеть множество лестниц.

— Я постараюсь, — пролепетала я. — Но так больно в груди.

И вздрогнула от грохота — служанка уронила поднос, на котором несла графин с фруктовым морсом и сдобу, и теперь спешно собирала осколки с пола, испуганно не поднимая взгляда.

Толстяк негодующе покачал головой и успокаивающе дотронулся до моего рукава. В этом месте мне полагалось плакать, потому что я чудом выжившая безутешная вдова.

Пару слезинок выдавить получилось без проблем — стоило вспомнить адскую боль во время приступа и ветеринарку с Карасиком.

Толстяк подал мне тонкий платок, я осторожно промокнула глаза, дав слезам скатиться на щеки. Служанка наконец управилась с уборкой и тихой мышью исчезла.

Я встала, рассеянно прошла к окну, заодно убедившись, что решеток снаружи нет — только толстые ставни и виноградные лозы, карабкающиеся по стенам до крыши. 

Дошла до зеркала, отметив, что туфельки у королевы явно не для ходьбы придуманы: прошла всего ничего, а ремешки уже растянулись.

Я, словно случайно, оступилась, прихватив край тяжелого покрывала, и ткань с поверхности зеркала сползла целиком.

— Сейчас, Ваше Величество, я помогу, — всполошился толстяк. 

Но пока он вставал из кресла, пока ковылял ко мне, я успела себя рассмотреть. 

Зеркало оказалось мутным и зеленоватым — никакого сравнения с привычными современными зеркалами. Посередине на отражении шло искажение, оно раздваивалось. Рассмотреть детали удалось с трудом. Но основное я увидеть успела.

Королева действительно была очень молода. Очень простенькое личико, как у деревенской дурочки. Потому что стоило мне упустить контроль над мимикой, как выражение у девушки в зеркале стало откровенно глупым — ротик распахнулся, а глаза округлились, как у аквариумной рыбки. Сходство усиливали пухлые щеки и общие мягкие черты. 

Но стоило мне напрячься, как выражение лица менялась — губы изгибались в моей улыбке, а бровь иронично ползла вверх. Стоп, вот это лучше придержать! 

Я скорбящая королева, у которой завтра похороны мужа, пусть лучше будет вид глупой дурочки. С дурочек спроса меньше.

Собственный возраст радовал и огорчал одновременно — восемнадцать или девятнадцать лет. Я и забыла, что такое быть молоденькой. Но своего родного тела очень не хватало.