ГЕНРИХ САПГИР классик авангарда. 3-е издание, исправленное - стр. 30
что ты сделала нам!
9. Блажен, кто возьмет и разобьет
младенцев твоих о камень!
Вот концовка псалма у Сапгира (у Сапгира 6, а не 9 частей):
5. Дочери Вавилона расхаживали среди нас
– поскрипывая лакированными сапожками
– шестимесячные овечки
– с немецкими овчарками
– О нори – нора! руоло!
– Хлыст! хлыст! —
– Ершиссен
6. Блажен кто возьмет и разобьет
младенцев ваших о камень>[195].
Поэт и литературовед Данила Давыдов вспоминает организованное им выступление Сапгира перед студентами Литературного института в Москве, в конце 1990-х годов: «Большей части аудитории (в которой православных было отнюдь не большинство) показалась кощунственной последняя фраза сапгировского „Псалма 136“<…>. Меж тем, это почти дословная цитата [в отличие от тех огромных отступлений, которые Сапгир позволяет себе в других частях этого псалма и других псалмах] из канонического текста»>[196]. Те глубинные – и тормозящие рецепцию читателей – механизмы привычного прочтения религиозных текстов в контекстах русской литературной культуры, на которые указывает Д. Давыдов, действуют при прочтении «Псалмов» Сапгира. Для их адекватного, неопосредованного осмысления лучше всего обратиться прямо к библейскому тексту, а уже потом восстанавливать различные пласты истории и культуры, которые питали тексты переложений Сапгира.
Вавилон «Псалмов» Сапгира – Россия. Вместо древних израилитов в них действуют современные Сапгиру советские евреи. Псалмопевец Сапгира – Овсей Дриз, пьяница («шиккер»), поэт-пророк в стране, в которой к началу 1950-х была обескровлена еврейская культура. «Псалмам» Сапгира принадлежит особое место в мировой поэзии. По масштабу и радикальности переработки иудейских священных текстов, а также по степени внедрения в них реалий современной истории, политики, идеологии и повседневного быта эту книгу можно сопоставить с циклом Аллена Гинзберга «Каддиш» (1959): Вот начало поминального цикла Гинзберга:
Strange now to think of you, gone without corsets & eyes, while
I walk on the sunny pavement of Greenvich Village,
downtown Manhattan, clear winter noon, and I’ve been up
all night, talking, talking, reading the Kaddish aloud,
listening to Ray Charles blues shout blind on the
phonograph
the rhythm the rhythm – and your memory in my head three
years after – And read Adonai’s last triumphant stanzas
aloud – wept, realizing how we suffer – <…>>[197].
А вот отрывок из последней, 4-й части «Каддиша» Гинзберга:
О mother what have I left out <…>
farewell with your old dress and a long black beard
around the vagina farewell with your sagging belly