Гений столичного сыска - стр. 8
Суть дела была такова.
В субботу, двадцатого апреля тысяча девятьсот первого года, в половине пятого пополудни к постовому городовому Емельянову обратился взволнованный молодой человек, назвавшийся мещанином Василием Жилиным. Он поведал городовому, что, придя домой, обнаружил свою квартирную хозяйку Анфису Петрову лежащей на кухне в луже крови. Городовой Емельянов поспешил в Третий Лаврский проезд близ Екатерининского парка, где находилась квартира Петровой.
Войдя в квартиру, Емельянов и правда увидел распластанную на полу окровавленную женщину, лежащую недалеко от входной кухонной двери. Это была квартирная хозяйка, двадцативосьмилетняя Анфиса Петрова. По всем признакам она была мертва. В смежной с кухней комнате вся в крови лежала ее одиннадцатилетняя дочь Тамара, также не подававшая признаков жизни. Увидев ужасающую картину, городовой Емельянов поспешил к проживающему на Старой Божедомке (близ Мещанской полицейской части) участковому приставу Покровскому, который тотчас прибыл на место преступления.
Помимо изрубленных топором и исколотых, по всей видимости, ножом Анфисы Петровой и ее дочери Тамары пристав обнаружил еще одну дочь Анфисы, Клавдию, шести лет, у которой было перерезано горло и исколото лицо, а также сына Петра двух лет, изрубленного едва ли не на куски.
В комнатах царил полнейший беспорядок, какой бывает при ограблениях. Два сундука Анфисы Петровой были взломаны, лежащие в них вещи разбросаны по полу. В комнате, где лежало почти расчлененное тело маленького Петра, был обнаружен окровавленный топор, на полу кухни возле порога – испачканный кровью кухонный нож. Пораженный увиденным, Покровский долго не мог прийти в себя: последующие три дня он не выходил из дома и, запершись, пил горькую. А когда его немного отпустило, участковый пристав взялся за следствие.
Удалось выяснить, что Анфиса Петрова вместе с мужем Афиногеном и детьми снимали трехкомнатную квартиру с кухней и чуланом, сдавая, в свою очередь, две из трех комнат жильцам. А недельки через две Покровский слегка тронулся рассудком и был помещен в Преображенский смирительный дом, поскольку нуждался в тамошнем уходе. Так что судебному следователю Воловцову пришлось начинать все с самого начала: вникать в суть дела, поднимать имевшиеся материалы, заново опрашивать свидетелей. Все это крайне затрудняло продвижение следствия.
Воловцов начал с допроса мужа Анфисы и выяснил, что из взломленных сундуков ничего не пропало, кроме двухсот восемнадцати рублей, которые они скопили, сдавая комнаты внаем.
Потом недели две Иван Федорович опрашивал соседей Анфисы Петровой касательно посещений ее квартиры посторонними людьми, а также выяснял личности жильцов, которым хозяйка сдавала комнаты. И тут выяснилась интересная подробность: никто в ее квартиру из посторонних лиц в день преступления не входил. Постояльцы в преступлении участвовать не могли, потому что в тот злополучный час их не было в квартире. Железное алиби. Кроме разве что одного – нигде не работающего восемнадцатилетнего Василия Жилина, того самого, что сообщил городовому Емельянову о преступлении, возможно, с целью отвести от себя вероятное подозрение. Кроме того, Жилин, по словам буквально всех, кто его хорошо знал, всегда страдавший безденежьем и задолжавший нескольким лицам более восьмидесяти рублей, вдруг раздал все долги и купил себе длинное демисезонное пальто, фетровую шляпу с репсовой лентой на тулье и черные хромовые штиблеты из французского шевро на шнуровке. Такой гардероб стоил немалых денег. Вот только откуда они у него взялись? И не теми ли двумястами восемнадцатью рублями, пропавшими из сундука Петровых, так разухабисто распорядился Жилин?