Гений безответной любви - стр. 37
Иногда мне кажется, что мой Левик меня даже по-своему любит. Однажды я так прямо и спросила у него:
– Левик, ты меня любишь?
– Я люблю тебя, как все живое, – ответил он.
В сущности, Левику все равно, с кем жить.
– Тут надо как? – говорит он. – С кем живешь, того и любишь.
И я его понимаю. Левик слишком уж увлечен искусством, чтобы персонализировать свои чувства.
– Я так считаю, – говорит Левик, – если ты грамоту разумеешь – пиши стихи, если ноты – пиши песни. Жить как человек – это постоянно творчески преобразовывать мир.
Меня поражает священный трепет, с которым Левик относится к любым своим проявлениям. Тут надо было оформить справку в ЖЭКе, Левик сел ее написать и… не написал ни слова.
– Взял листок, – он мне потом рассказывал, – и такой он чистый, белый, страшно стало его испачкать, и от этого руки вспотели. Надо быть достойным чистого листа бумаги! – воскликнул он. – Кто-то рисовал на нем до тебя или писал, и ты, берясь, должен быть достоин. Там за столом, – говорил он, – сидел чиновник. Ты приходишь с птицей, ты приходишь с корзинкой яиц, ты меняешь облик, приходишь в облике девушки, а он сидит – как слепое дерево, и завтра для него то же, что вчера. Но это не просто чиновник, Люся, – волнуется Левик, – это судьба. И птица – не птица, а сон, душевная утрата.
Однажды Левику приснился сон: могильный камень, а в нем какое-то странное углубление. Он спрашивает у человека, который стоит около могилы:
«Это чтобы птицы пили?»
А тот отвечает:
«Нет, это для стакана. Мы сделали специальный гранитный стакан, если кто придет и захочет выпить. А его украли».
– Сон, Люся, чтоб ты знала, – говорит Левик, – не обладает ни логикой, ни антилогикой. Это новая материя и новая реальность. Мы к ней не можем приспособить никакого закона. Ведь сон и существует для того, чтоб мы могли отдохнуть от логики и антилогики, и от закона. Природа яви устроена иначе. Отсюда идет толкование снов. Но это неверно, Люся! «Кал – к деньгам!» – всплескивает руками Левик. – Оставьте нам щелочку, где мы сможем увидеть другую жизнь, не обсиженную трафаретами ума, ибо мы значительно сложнее, чем эти слова и взаимоотношения, которые нас сформировали. За нами тысячелетия, религия, буддизм… Мы тут представлены в космическом масштабе, мы на многое способны: на всепрощение и телекинез… Мы можем быть просветленными, ясновидящими, летать и ходить по воде… Помнишь, за мной погналась собака, и я перепрыгнул через забор? Мы больше, чем себе кажемся, Люся! В стакане воды океан, но мы этого не видим. Живая клетка огромнее, чем мы сами. А люди, вместо того чтобы ощущать себя, как чудесное, они ведут себя, как камни… Нет, не могу обижать камень, – спохватывается Левик. – Он мудр своим существованием, его тысячелетиями обтачивали ветер и вода. Где ты, – бормочет он, – копальщик червей, свободный, как ниточка, веселый, как узелок, вечный, как дым?..