Гений безответной любви - стр. 15
– Эмма, Эмма, – вскричал он тогда, швырнув на кровать парабеллум. – Как можно ветер иметь в голове в такой сложный исторический момент? Тебе же ни до кого нету дела! Что будет с Хоней, Джованни, Лизой, какая злосчастная судьба ожидает Боба, Изю и Диану, если, не дай бог, со мной что-нибудь случится? Что они будут делать, Эмма, в этой проклятой жизни с твоей пепельницей, ведь у нас в семье, тьфу-тьфу-тьфу! никогда никто не курил, а есть постоянно хотят все и каждый!
Разлучившись с партбилетом, Соля сделал все, чтобы не расстаться с парабеллумом. Когда ему велели сдать оружие, он наотрез отказался, ибо поклялся страшной клятвой самому товарищу Ворошилову, что лишь в неравной схватке у него сможет отнять парабеллум враг народа.
Соле намекнули, чтоб он не разводил демагогию и отдал пистолет по-хорошему. А то будет хуже. «Подумаю», – сказал Соля. Как только за его гонителями закрылась дверь, он вышел в огород и закопал парабеллум под кустом картофеля.
На следующий день приехал сам И.Г. Молибога с ордером на арест, но Соле так повезло – он часом раньше был арестован местными властями за взяточничество.
– Меня бы обязательно посадили, – гордо говорил потом Соля, – если бы я уже в это время не сидел!
– А где оружие? – спросил И.Г. Молибога.
– Ищите! – ответила тетя Эмма.
Те всё перевернули вверх дном, но Солиного парабеллума не нашли.
А впрочем, Соля до того надежно припрятал свой парабеллум и так старательно замаскировал, что, как только опасность миновала, сам его тоже не нашел.
Соля плакал, перекапывая весь огород, рыл под каждым кустом картофеля и просил древних богов, чтобы они превратили его пальцы в глаза.
– Если я потерял парабеллум – застрелюсь! – кричал Соля. – Не вынесу позора!
– Да плюнь ты на этот парабеллум! – сказала ему тетя Эмма.
Соля лег на диванчик, она его накрыла пледом, и он затих, патриарх Люй Дун-бинь, один из восьми бессмертных, покровитель литературы и парикмахеров.
Как он любил ее, он ей все прощал! Потому что никто, как моя тетя Эмма – боже мой! я так скучаю сейчас о ней, – никто и никогда в своей клетчатой кепке, заложив большой палец за пройму жилета и оттопырив мизинчик, не танцевал так «семь-сорок» на радость дедушке Соле, с таким огнем и таким азартом – пам-па-па-па-па-па-па-пам!.. А также никто и никогда – па-па-пам! Па-па-пам!.. – не фаршировал столь виртуозно озерную щуку! Па-ри-ра-ри-ра-ри-рам! Па-рирарирарирам!.. Это был Моцарт, нет, Паганини фаршированной щуки. Чего бы я ни отдала сейчас, чтобы отведать хоть кусочек.
Послушай-ка, тетя Эмма, а может быть, ты отпросишься на часок? Скажи ему: Господи! Ты всемогущий, всеведущий и вездесущий! Что тебе стоит? Ведь у нас с тобой впереди вечность! Не будь крохобором, дай часик – озерную щуку пофаршировать…