Генерал - стр. 61
«Да, с ними еще возиться и возиться, – думал Трухин молча и, как всегда, отдельно стоя в мигающем свете. – Чтобы создать из полуграмотных, без стержня людей настоящую армию… боюсь, понадобится не месяц и не два, как думают лихие умники вроде Мальцева».
К нему незаметно подошел Благовещенский, за несколько месяцев лагеря окончательно потерявший военную выправку и ставший с виду настоящим сельским дьячком. Впрочем, его интеллигентность и логика никуда не исчезли. Некоторое время они оба с любопытством смотрели на реакцию подходивших и уходивших. Немцы не препятствовали, не гнали на работу, и было ясно, что фон Зиверс и периодически наезжавший в Хаммельбург Штрикфельд тоже поработали изрядно.
– И все ж, Федор Иванович, думаю, немцы готовы только на то, чтобы пар выпускать. Ну не верю я, сердцем, нутром своим русским не верю, что пустят они нас воевать. Куда-нибудь в Италию – это за милую душу, а вот чтоб на русский фронт… Русский человек ведь непредсказуем.
– Ну, милый мой Иван Алексеевич, зачем же сразу на фронт? Никто этого нам и не позволит, согласен. Но я, например, хочу предложить – и уже начал писать пару статеек на эту тему – создать из особо проверенных военнопленных небольшие группы и забрасывать их в тылы Красной армии. А там под антисталинскими лозунгами, разумеется, они будут, во-первых, готовить почву для повстанческой деятельности местного населения и, во-вторых, проводить диверсии на коммуникациях.
Благовещенский потеребил редкую бороду.
– Вроде и хорошо, но ведь этим, как я понимаю, немцы и сами прекрасно занимаются. Про полк «Бранденбург»[48] слышали?
– Слышал. Уже в лагере, правда. Но все-таки смею надеяться, что русский лучше проймет русского. Да и это не главное. На самом деле задумка у меня гораздо серьезней. Нам, новой России, нужна гарантия от иностранной оккупации – гарантия любой ценой. Я так и намерен написать, без обиняков: армия в новой России будет существовать для обеспечения ее безопасности и ведения борьбы с капитализмом.
– Простите… – Благовещенский как-то растерялся. – С каким капитализмом? Европейским?
– Да нет же! – Боль снова полоснула по желудку, и Трухин невольно чуть повысил голос. – Под капитализмом в данном случае я подразумеваю неограниченную и безжалостную эксплуатацию народа со стороны несознательных частных лиц, которые непременно найдутся, и государства.
– Далеко мыслите, Федор Иванович.
– А иначе все это не имеет смысла. И именно поэтому второе, и главное, мое предложение заключается в том…
– А где тут в партию записывают? – прервал его плечистый, несмотря на голод, парень в накинутой солдатской шинели.