Генерал - стр. 57
Серайна, которую Стази стала называть просто Аней, быстро ввела ее в курс дела. Сюда, в Вюрцбург, свозились совершенно свободно владеющие немецким языком женщины – по преимуществу молодые – чтобы работать по обслуживанию массы концентрационных лагерей для пленных. С другими странами все давным-давно было определено и работало по накатанным схемам. Женевская конвенция, Красный Крест, католические организации…
– Но теперь машина дает сбой, – радостно пояснила Аня. – С востока течет такая река пленных, не регулируемая никакими правилами, что они в растерянности, они захлебываются!
Но то, что вызывало такую радость у бельгийки, тяжким камнем легло на душу Стази. Массы пленных означали поражение. Ходили слухи, что Ленинград практически сдан, на очереди Москва.
И действительно, поначалу работы было много, очень много. Август с его жарой слился для Стази в одну бесконечную пыльную дорогу по фильтрационным пунктам и солдатским лагерям. Вопросы, ответы, почти всегда одинаковые, море грязных, потерянных, жалких молодых лиц, ничего толком не понимающих. И только иногда Стази видела в толпе значительные лица людей около сорока, по сверкающим, с трудом гасимым глазам которых было ясно, что они все понимают: и что происходит – и что их ждет. Попадались и совсем мальчишеские, что горели неприкрытой ненавистью.
А ночами Стази сидела, раскачиваясь на кровати, накручивая до боли волосы на висках, и с тоской твердила названия котлов или просто местностей, откуда брались эти пленные. Киев, Гродно, Демянск, Палдиски, Красногвардейск, Смоленск, Ржев, Пушкин… Боже мой, Пушкин! И все же им повезло: последнее, что они видели, была не тинистая река, заросшая осокой, а вечная бирюза Екатерининского собора!
Прибавилось и переводчиц. Появилось несколько француженок, впрочем, державшихся особняком и даже пользовавшихся определенными привилегиями, польки и даже одна американка, уж непонятно каким образом оказавшаяся в Европе да еще и в плену. Впрочем, Стази и Серайна подозревали, что она доброволка. Правда, Кристе приходило огромное количество посылок со всевозможными консервами, о существовании которых Стази никогда даже не подозревала, и американка щедро делилась с товарками. Прибыла и еще одна советская, тихая и красивая украинка, с огромными испуганными глазами, дочь степного колониста из немцев. Она молчала и всегда стояла или ходила по дортуару – сидеть на кроватях днем, как в тюрьме, было категорически запрещено – словно застывшая, глядя куда-то в себя.
И было странно видеть этих молодых интересных девушек, говорящих даже между собой исключительно на немецком. Создавалось впечатление, что действительно немцами покорен уже весь мир, и нет на свете ни Франции, ни Англии, ни России.