Генерал без армии - стр. 4
До кромки леса бойцы добрались без приключений, ныряли в ложбины, ползли по открытым участкам. Но дальше снова все пошло через пень-колоду. Фашисты как-то обнаружили Глинского и Боровика, оставшихся в лесу. До него оставалось метров семьдесят, когда с опушки долетел тревожный крик. Прогремела автоматная очередь, за ней – еще одна. Жалобно заскулила подстреленная собака. Часовые загалдели как сороки, бросились врассыпную. Затрещали МП-40, им из леса отвечал только один «ППШ»!
Разведчики сдавленно матерились. Неужели все пропало? На опушке происходило что-то страшное. Автоматный огонь уплотнялся, немцам никто не отвечал. Часовых в этой зоне оказалось всего шестеро, но остальные могли подтянуться в любую минуту.
Через пару минут немцы оборвали стрельбу, стали подниматься. Из мрака вырастали согбенные фигуры. Несмело, сгибаясь в три погибели, солдаты двинулись вперед.
По ним ударил «ППШ». Караул рассыпался, кто-то остался лежать.
Ждать у моря погоды было глупо. Скоро вся нечисть сюда слетится!
– Пошли, парни, – процедил Глеб сквозь зубы. – Быстро, но скрытно.
Сначала разведчики ползли, потом поднялись, побежали, стараясь обходиться без шума. Они вылупились из мрака за спинами у фашистов, открыли ураганный огонь. Валились нашпигованные пулями тела, выли глотки. Раненых красноармейцы добивали выстрелами в упор. Завадский прикладом сломал шею какому-то живчику. Хрипел, пытаясь приподняться, обер-гренадер в продырявленной летней шинели.
Шубин выстрелил ему в голову, перешагнул через туловище, бросился в лес, стал метаться между деревьями.
– Боровик, Глинский, вы живы? – выкрикнул он.
– Я жив, товарищ старший лейтенант, – отозвался слабым голосом Глинский, придавленный рацией, и выбрался из-за дерева, опираясь на приклад автомата, как на лыжную палку. – А вот Виталика Боровика, кажется, убили.
Это Шубин уже понял. Он запнулся о неподвижное тело, опустился на колени. Красноармеец Боровик был мертв, кровь залила его грудь.
Подбежал Ленька Пастухов, стал трясти товарища, уговаривал очнуться. Никита Костромин поднимал Глинского. Тот качался, как былинка, но, кажется, не пострадал. В принципе он вел себя молодцом, сумел отразить атаку, находясь под гнетом пятнадцати килограммов железа.
Завадский стащил с него радиостанцию, бегло ее ощупал – цела ли? – взвалил себе на плечи и первым бросился в темноту. Остальные последовали за ним. Шубин пятился последним, вглядываясь в полумрак.
Немцы запрягали недолго. Перестрелка привлекла внимание. Бежали солдаты с противоположной опушки. Истошно лаяли овчарки. Огонь фрицы пока не открывали, не знали, что здесь произошло, боялись попасть в своих. Загорались фонари, освещали арену побоища.