Гелий-3 - стр. 40
Крекеры с водорослями имели привкус соленого манго, и их явно не следовало есть вместе с вареньем.
Последнее, что он помнил, – как достал из стенного шкафа футон[7] и постельное белье, после чего развернул его на полу.
Он проснулся часов через восемь, все еще уставший, с ощущением, что мог бы без труда спать и дальше, но его снова мучил голод.
К тому же он боялся снова заснуть. Он очнулся, лежа навзничь и сдавленно крича; перед его глазами все еще стояли падающие словно тряпичные куклы люди в белых дишдашах, пропитанных струящейся по бетону кровью. В ушах звучал треск выстрелов, вокруг бегали люди с перепуганными лицами. Он видел остекленный туннель аэропорта и пляшущих безумцев с пустыми взглядами, заполненными белым шумом, словно экран настроенного на несуществующий канал телевизора. По коридору шли двое в черных обтягивающих конькобежных комбинезонах, с ярко освещенными лицами и пистолетами в руках. Проходя мимо безумцев, они поднимали пистолеты, раздавался выстрел, и очередной человек валился наземь, безвольный как тряпка или корчась в агонии, а в воздухе на долю секунды возникало облачко распыленной крови, и о металлический пол звякала гильза. В конце концов он сам уставился в черное отверстие горячего, воняющего порохом дула, из которого сочился голубоватый дым. «К вашим услугам», – сказал Кролик.
Какое-то время Норберт лежал на футоне, водя по своей миниатюрной квартире ничего не понимающим бараньим взглядом, а потом покрутил головой и сел.
Дом.
Оливковое ковровое покрытие, пустые стены, скрывающие внутри себя шкафы и шкафчики с облицованными пастельного цвета фанерой дверцами, столик для коктейлей, минималистичная мебель под окном из стеклянных пластин и хромированных труб, где на подоконнике обитало неуничтожимое деревце-бонсай из модифицированной корейской сосны, покрытое зеленой клонированной кожей кресло. За шедшим вдоль всей комнаты окном внизу виднелись кварталы невысоких домов двадцатого века, перемежавшихся более поздними многоквартирными домами самых странных форм, похожими на застывшие кристаллы, много неба и Кабатский лес на горизонте. Сейчас, однако, вид состоял в основном из грязноватого тумана и маячивших в нем серых призраков зданий.
Внутренность квартиры выглядела столь же безлико, как и бесчисленные номера отелей, в которых ему доводилось жить. Четыре стены, что-то для сна, какое-то окно. По-настоящему она превращалась в родной дом, когда он опускал свернутый под потолком голодисплей, включал музыку, садился в кресло и смотрел что-нибудь, читал или окружал себя призраками пейзажей из своего фотобанка и размышлял, потягивая алкоголь, если его удавалось достать, или чай, если, в свою очередь, удавалось достать его. Если подумать, то его дом частично располагался в МегаНете, а частично в матовом черном кубе дата-сейфа из титана и матового фуллерена, с ребром в двенадцать сантиметров, в котором находились три блока памяти по гептабайту каждый. Там он хранил свое прошлое, свои мечты и свой дом. Запахи, звуки и образы. Все те места, которые ему хотелось бы видеть в окно и иметь на расстоянии вытянутой руки, все те творения, бывшие словно звуковой дорожкой его души, которые он тщательно собирал по всему МегаНету в течение многих лет. Все книги и фильмы, сопровождавшие его как верные друзья. Всех женщин, которых он потерял, но остававшихся рядом.