Где же Лизонька? - стр. 23
Мой порыв приехать в Мёдуши был ничем не объясним. У меня не было ни одной мысли или даже предчувствия: а что же, в сущности, я собиралась здесь найти? Машину? Но даже если бы я и увидела синий опель, мне бы и в голову не пришло подойти и поинтересоваться… м-м-м, а чем, собственно? «Скажите, это не вы ли тащили женщину третьего дня около университетской платформы?»
Да я и расспрашивать никого не собиралась: «А не знаете ли вы Семена Коробова, он мне исключительно подозрителен!»
Напротив, я точно знала, что ни при каких обстоятельствах нельзя ни намеком выдать себя! Меня никто не видел, и никому и в голову не должно было прийти, что я интересуюсь кем-либо или чем-либо, имеющим отношение к тому происшествию или к его участникам. Я как бы приехала на разведку, зацепившись за единственную известную мне ниточку, которая связывала происшедшее с каким-то реальным человеком. Но что именно нужно разведывать, я и представления не имела. Мне хотелось убедиться, что мое ночное приключение не плод моего воображения, на что явно – насколько он вообще мог быть понят – намекал Пряха. Что моя тревога – это не неврастения усталой задерганной тетки. Впрочем, пусть неврастения; но мне надо было убедиться в этом. Приключение не выходило из головы, мешало спать, воображение рисовало всевозможные сценарии происшедшего. Картины увиденного и пережитый ужас уже измучили меня совершенно. Я чувствовала себя в противной липкой паутине, которая вроде существовать и не мешает, но душит и сковывает каждое движение. Мне хотелось освободиться от нее, и я интуитивно искала способ: лазейки, щелочки – разрывы, в которые можно прорваться.
Об этом я размышляла, стоя у деревенского магазина. А вдруг в этой деревне случилось что-то – произошло какое-то событие, которое помогло бы мне выпутаться из оплетшей меня сети? Надо поговорить с местными жителями…
Бабушки с маленького рынка – вот кто мне нужен!
Оставив Мартина в машине, я подошла к прилавкам. Н-да, как раз бабулек-то там и не было. Дородные, румяные от мороза тетки торговали вязаными носками, маринованными и сухими грибами, разными соленьями и вареньями – я не очень обратила внимание на товар. Впрочем, одна бабушка, расположившаяся на самом краю ряда, все же была. Как пузатые стражи, перед ней стояли две трехлитровые банки с солеными огурцами.
Я взглянула на старушку – сердце мое ёкнуло и почти остановилось. Бабушка была исключительно похожа на мою собственную бабушку, мамину маму, моего милого ангела, мою бабунечку с Кубани, светлую память о которой я храню всю свою жизнь. Даже старенький пуховый платок был повязан точно так, как носила бабунечка, наверное, как и очень многие деревенские бабульки. Старушка сидела за своими огурцами как нахохлившийся воробей на жердочке. Наверное, устала, бедная, такая родная… В носу защипало, в глазах стало мокро.