Где кончается мир - стр. 20
– Секреты? Чего меня-то спрашивать? Это не у меня видение было.
– Я спрашиваю, потому что подумал, что у тебя могут быть секреты, – бросил ему Джон. – О девице-чужестранке.
– Нету их у меня! – Он попытался карабкаться быстрее, чтобы обогнать Джона. Но у того были широкие бёдра и ноги колесом, так что он сделал мощный, длинный и по-ящеричьи ловкий рывок вверх и вновь оказался с Куиллом наравне.
– Но если бы у тебя был секрет…
Загнанный в угол, Куилл тяжело вздохнул и выдумал ответ:
– Небось они не могут унюхать секрет, если только он не пахнет чем-то дурным, – предположил он. – А если секрет не плохой, то они и время тратить не станут. – Джон помолчал, обдумывая это, а Куилл свернул в сторону, ища своего друга.
Но когда Куилл отыскал его, Мурдо отлынивал от работы – сидел на грязном уступе и бросал камни в море. Он обмотался отцовской верёвкой и явно в равной мере запутался в каких-то своих мыслях.
Он всё говорил о «долях» и о том, что ему «причитается».
– Если нам придётся остаться, то каждому должно достаться по скале! – первым делом сказал он. – Я разве не прав? Все склоны надо поделить, как дома. Младшим достанутся те, что попроще, а нам – покруче, потому что мы старше. Так что птицы, которых мы добудем, будут только нашими, безо всякой делёжки, так? С этого момента я собираюсь отмечать каждую птицу, которую поймаю. И тебе советую… И клейты я хочу свои собственные, чтобы этих птиц в них хранить, так чтобы я мог сказать: «Это моя добыча – лапы прочь!» А седло теперь чьё, как по-твоему? Общее? А кто заплатит за верёвки? За них заплатят? Отцовская верёвка теперь моя, так что я хочу своих верёвочных денег! – Это была чепуха – практически птичий язык – но Куилл не мог пробиться сквозь эту стену слов, которую возводил вокруг себя друг. Мурдо всё стучал ладонью по камню и сыпал аргументами: что Стак надо поровну поделить между всеми, если теперь они собираются прожить на нём всю жизнь.
– Всю жизнь? – переспросил Куилл, наконец понимая, что за образ вообразил себе друг: им всю жизнь придётся просидеть на голом каменном утёсе, питаясь одними лишь летними птицами; не осталось никого, кто мог бы спасти их, никого, кто мог бы снова сделать жизнь справедливой. – Брось! Скоро мы уплывём отсюда!
– Тебе-то хорошо говорить! – сказал Мурдо, яростно отталкивая его. – Ты-то пожил. А я и не начинал даже. Я хотел… У меня никогда не было…
Вдали захлопали крылья – не разглядеть чьи из-за яркого солнца. Мурдо резко выпрямился.
– Кто-нибудь появится, – сказал Куиллиам. – С Хирты, в смысле.
– Это я знаю, – рявкнул Мурдо, но его взгляд был прикован к становящемуся всё ближе трепыханию крыльев в солнечных лучах. – Юан дурак. Юан всегда был дураком, – сказал Мурдо, но в то же время бросил на Куилла быстрый взгляд, будто прося посмотреть на то, что видит он.