Газетный самолётик - стр. 6

и ты ощущаешь пронзительный ток

еврейского жаркого края?

Под Песах изъята из лавок мука,

в маце через дырочки будто века

сочатся на пальцы твои. А рука

распахнута к рукопожатью.

Шалом, горожане! шалом, господа!

Приветствую вас, кибуцы, города,

и реки, и горы, в которых вода

течёт и сверкает на солнце.

Здесь реки не губит ни зной, ни мороз,

над ними хрустальные крылья стрекоз,

а пазлы подсолнухов, завязи роз

с высот на равнины стекают.

Прости себе эти восторги души,

в копилку её отсыпай не гроши,

а танцы и песни: они хороши,

как лица, как свечи в шабаты.

На мир этот хрупкий – что стёкла авто –

смотри беспрестанно – на это, на то…

На то, как по миру не раз и не сто

колышется многоголосье.

Пускай на стене календарь отрывной

не будет изорван виной и войной,

а ластится море – волна за волной –

к земле, поцелованной Богом.

* * *

В летний зной меняются одежды,

вновь и вновь меж звёзд плывёт «Арго».

Я кружу без никакой надежды

в поисках неведомо чего.

В свете фар отчётливы предметы,

город ночью светел, как кристалл.

Потерялись знаки и приметы:

Навигатор, видно, подустал.

В сумерках и в полночь с лунным взглядом

колеси по трассам, колеси!

Завтра ли ты с нею встанешь рядом?

Шёпотом у Господа спроси.

Баба Яга – пенсионерка

За ворожбою, гаданием, сплетнями и за наветами,

играми в карты – буру, преферанс и очко –

втёрлась к Яге ненавистная старость с клозетами,

с нею – диета противная – брюква, творог, молочко.

Чахнет старуха и пенсию ждет в утешение,

в фейсбук всё ходит да пялится в собственный чат.

Даже с потомками – полный копец и крушение! –

ей же хотелось трех внучек и… девять внучат!

Сахар под вечер подскочит, а после давление,

в ступе внезапно зашкалит Чернобыльский фон!

Смерть не пугает – гнетет её душу забвение.

Некому даже в наследство оставить айфон!

Вот из треногой избы переехала в город Мытищи,

где вечера подмосковные, даже уют.

Этот уют она мочит слезами, до тыщи

писем строчит ежемесячно в детский приют.

Нет ей ответа. Сиди целый день у газона,

тополь с Плющихи – столице укором торчи!

Сдать бы посуду… так нет и в посуде резона,

та у бабули идёт на анализ мочи.

Утром, когда просыпается весь мегаполис,

солнце на небе встает, как во рту леденец,

бабка – к иконам – креститься да кланяться в пояс…

Люди вздыхают: «Хреновый у сказки конец».

Последний ветеран

В мае громы – чем не залпы пушек,

что дрожат восторженно во мне,

будто судьбы беленьких старушек

не достались жертвами войне.

Где, по ком они рыдали в голос,

в рощах с кем берёз глотали сок?

Им пригладят выбившийся волос,

их схоронят в пепельный песок.

В небе птиц беспечная ватага