Гайдзин - стр. 214
– Да.
– Mon Dieu, вы уверены?
– Да. – Андре встал, подошел к буфету, налил себе коньяка и выпил. – Бебкотт подтвердил это месяц назад. Диагноз точен. Это могла быть только она. Когда я спросил ее об этом…
Она снова возникла у него перед глазами: они были в их маленьком домике в саду дома Трех Карпов, Хана смотрела на него снизу вверх, на безукоризненном овале ее лица застыло слегка встревоженное выражение. Ей было всего семнадцать лет, и ростом она не превышала пяти футов.
– Хай, гомэн насай, Фурансу-сан, пятно как васа, но год назад, мой пятно сукоси, мар’инький, хай, мар’инький, Фурансу-сан, сукоси, нет прахой, уходить совсем, – тихо прощебетала она с нежной улыбкой на обычной своей смеси японского и английского, неизменно выговаривая «р» вместо «л». – Хана говорит мама-сан. Мама-сан говорит доктор смотреть, он говорит нет прахой. Нет прахой пятно но патаму сто тор’ика начинать подуски спать и я мар’инький. Доктор говорить моритвы в храм и рикар’ство пить, брр! Тор’ка немножко недери потом все уходить совсем. – Она радостно добавила: – Все уходить совсем.
– Это никуда не «ушло совсем»!
– Почему сердица? Нет проха думать. Я моритвы в храм Синто как доктор говорить, много тэйров давать монах, я кэсать… – ее лицо весело сморщилось, – кусать бяка рикар’ство. Немнозка недери потом все проходить.
– Это не прошло. И не пройдет. Лекарства нет!
Она странно посмотрела на него:
– Все проходить, ты смотреть меня, мой без одезды, весь, скор’ка раз, neh? Конечно, все уходить совсем.
– Ради Христа, да не прошло это!
Она опять на секунду нахмурилась, потом пожала плечами:
– Карма, neh?
Он взорвался. Это потрясло ее, она тут же уткнулась головой в татами и принялась жалобно просить у него прощения:
– Нет прахой, Фурансу-сан, все уходить, доктор говорить, все уходить. Васа видеть этот доктор скора мозна, все уходить…
Снаружи, за стенами-сёдзи, он слышал шепот и чьи-то шаги.
– Ты должна показаться английскому доктору!
Сердце как молот стучало в ушах. Он старался говорить внятно, понимая, что идти к врачу, любому врачу, бесполезно и что, хотя иногда проявления болезни удавалось остановить, иногда удавалось, так же неотвратимо, как завтрашний рассвет, болезнь рано или поздно брала свое.
– Ты что, не понимаешь? – пронзительно закричал он. – Лекарства нет!
Она лишь замерла, не отрывая лба от татами, дрожа, как покалеченный щенок, и повторяя монотонно:
– Нет проха, Фурансу-сан, нет проха, все уходить…
Сделав над собой усилие, он вернулся к действительности и вновь посмотрел на Сератара.
– Когда я расспросил ее об этом, она сказала, что ее вылечили год назад. Она поверила, конечно же, она поверила и считала, что излечилась. Я, о да, я кричал на нее, спрашивал, почему она не сказала ничего Райко-сан, а она пробормотала что-то вроде: чего было рассказывать, доктор сказал, что все прошло, и ее мама-сан сама сказала бы Райко-сан, если бы это было важно.