Гарики на все времена. Том 1 - стр. 11

но даже здесь, в земном аду,

страх – неизменно верный компас,

ведущий в худшую беду.

220

Моя игра пошла всерьез —

к лицу лицом ломлюсь о стену,

и чья возьмет – пустой вопрос,

возьмет моя, но жалко цену.

221

Тюрьма не терпит лжи и фальши,

чужда словесных украшений

и в этом смысле много дальше

ушла в культуре отношений.

222

Мы предателей наших никак не забудем

и счета им предъявим за нашу судьбу,

но не дай мне Господь недоверия к людям,

этой страшной болезни, присущей рабу.

223

В тюрьме нельзя свистеть – примета

того, что годы просвистишь

и тем, кто отнял эти лета,

уже никак не отомстишь.

224

Здравствуй, друг, я живу хорошо,

здесь дают и обед, и десерт;

извини, написал бы еще,

но уже я заклеил конверт.

225

Как странно: вагонный попутчик,

случайный и краткий знакомый —

они понимают нас лучше,

чем самые близкие дома.

226

Как губка втягивает воду,

как корни всасывают сок,

впитал я с детства несвободу

и после вытравить не смог.

Мои дела, слова и чувства

свободны явно и вполне,

но дрожжи рабства бродят густо

в истоков скрытой глубине.

227

Я лежу, про судьбу размышляя опять

и, конечно, – опять про тюрьму:

хорошо, когда есть по кому тосковать;

хорошо, когда нет по кому.

228

В тюрьме о кладах разговоры

текут с утра до темноты,

и нежной лаской дышат воры,

касаясь трепетной мечты.

229

Тюрьма – не животворное строение,

однако и не гибельная яма,

и жизней наших ровное струение

журчит об этом тихо, но упрямо.

230

Сын мой, будь наивен и доверчив,

смейся, плачь от жалости слезами;

времени пылающие смерчи

лучше видеть чистыми глазами.

231

Смерть соседа. Странное эхо

эта смерть во мне пробудила:

хорошо умирать, уехав

от всего, что близко и мило.

232

Какие бы книги России сыны

создали про собственный опыт!

Но Бог, как известно, дарует штаны

тому, кто родился без жопы.

233

Тому, кто болен долгим детством,

хотя и вырос, и неглуп,

я полагал бы лучшим средством

с полгода есть тюремный суп.

234

Скудной пайкой тюремного корма

жить еврею совсем не обидно;

без меня здесь процентная норма

не была бы полна, очевидно.

235

Под каждым знаменем и флагом,

единым стянуты узлом,

есть зло, одевшееся благом,

и благо, ряженое злом.

236

Здесь очень подолгу малейшие раны

гниют, не хотят затянуться, болят,

как будто сам воздух тюрьмы и охраны

содержит в себе разлагающий яд.

237

Жизнь – серьезная, конечно,

только все-таки игра,

так что фарт возможен к вечеру,

если не было с утра.

238

Мне роман тут попался сопливый —

как сирот разыскал их отец,

и, заплакав, уснул я, счастливый,

что всплакнуть удалось наконец.

239

Беды меня зря ожесточали,

злобы и в помине нет во мне,

разве только облачко печали

в мыслях о скисающем вине.