Размер шрифта
-
+
Гарики из Иерусалима. Книга странствий (сборник) - стр. 13
насколько трудно выйти в люди
и сохраниться человеком.
Прозорливы, недоверчивы, матеры,
мы лишь искренность распахнутую ценим —
потому и улучшаются актеры
на трибунах, на амвонах и на сцене.
И понял я, что поздно или рано,
и как бы ни остра и неподдельна,
рубцуется в душе любая рана —
особенно которая смертельна.
Наш век устроил фестиваль
большого нового искусства:
расчислив алгеброй мораль,
нашел гармонию паскудства.
Жаль беднягу: от бурных драм
расползаются на куски
все сто пять его килограмм
одиночества и тоски.
Вижу в этом Творца мастерство,
и напрасно все так огорчаются,
что хороших людей – большинство,
но плохие нам чаще встречаются.
По прихоти Божественного творчества,
когда нам одиноко в сучьей своре,
бывает чувство хуже одиночества —
когда еще душа с рассудком в ссоре.
Нам в избытке свобода дана,
мы подвижны, вольны и крылаты,
но за все воздается сполна,
и различны лишь виды расплаты.
Есть люди с тайным геном комиссарства,
их мучит справедливости мираж,
они запойно строят Божье царство,
и кровь сопровождает их кураж.
Когда боль поселяется в сердце,
когда труден и выдох, и вдох,
то гнусней начинают смотреться
хитрожопые лица пройдох.
Какую мы играть готовы роль,
какой хотим на лбу нести венец,
свидетельствует мелочь, знак, пароль,
порою – лишь обрезанный конец.
Свобода к нам не делает ни шагу,
не видя нашей страсти очевидной,
свобода любит дерзость и отвагу,
а с трусами становится фригидной.
Пока не требует подонка
на гнусный подвиг подлый век,
он мыслит нравственно и тонко,
хрустально чистый человек.
И здесь дорога нелегка,
и ждать не стоит ничего,
и, как везде во все века,
толпа кричит – распни его!
Любой мираж душе угоден,
любой иллюзии глоток…
Мой пес гордится, что свободен,
держа в зубах свой поводок.
Посмотришь вокруг временами
и ставишь в душе многоточие…
Все люди бывают гавнами,
но многие – чаще, чем прочие.
Книги много лет моих украли,
ибо в ранней юности моей
книги поклялись мне (и соврали),
что, читая, стану я умней.
Увы, но с головами и двуногие
случались у меня среди знакомых,
что шли скорей по части биологии
и даже по отделу насекомых.
Не верю я, хоть удави,
когда в соплях от сантиментов
поет мне песни о любви
хор безголосых импотентов.
Нелепы зависть, грусть и ревность,
и для обиды нет резона,
я устарел, как злободневность
позавчерашнего сезона.
Весь день я по жизни хромаю,
взбивая пространство густое,
а к ночи легко понимаю
коней, засыпающих стоя.
Чтоб делался покой для духа тесен,
чтоб дух себя без устали искал,
в уюте и комфорте, словно плесень,
заводится смертельная тоска.
Когда струились по планете
потоки света и тепла,
Страница 13