Гардемарины, вперед! - стр. 60

«Что же я один ем?» – Алексей оглянулся на Софью.

– Садись поближе, поешь.

– Нет.

Они встретились глазами, и Алеша, не выдержав надрывного взгляда, отвернулся. «Вольному воля. Голодай», – он спрятал остатки еды в узелок, затем ополоснул холодной водой лицо и шею, вытерся подолом и лег на спину, весьма довольный жизнью.

Софья запела вдруг тихо, не разжимая губ. После каждой музыкальной фразы, тоскливой, брошенной, недоговоренной, она замолкала, как бы ожидая ответа, и опять повторяла тот же напев. Пальцы ее проворно плели косу, словно подыгрывали, перебирая клавиши флейты.

– К кому в Новгород идешь? – не выдержал Алеша.

– К тетке. – И Софья опять повторила свой музыкальный вопрос. – Но ты, Аннушка, лучше меня ни о чем не спрашивай. Вставай. Пошли. Сама говорила – путь далек.

– Если спросят, скажем, что мы сестры. Поняла?

– Какие же мы сестры? Я тебя первый раз в жизни вижу.

– Если спрашивать будут… – сказал Алексей неожиданно для себя извиняющимся тоном.

– Кто будет спрашивать?

– Мало ли кто… Люди.

– Что хочешь, то и говори. Я никому ничего говорить не буду.

Анастасия поправила на груди мантилью, спрятала локоны под чепец и постучала в дверь.

– Входи. Садись. Как почивала?

Игуменья мать Леонидия сидела за большим рабочим столом, заваленным книгами: старинными фолиантами в кованых переплетах, свитками рукописей, древними, обугленными по краям летописями, украшенными витиеватыми буквицами.

– Хорошо почивала. – Анастасия села на край жесткого, с высокой спинкой стула. Охватившая ее робость была неудобна и стеснительна, как чужая одежда.

Игуменья сняла очки, положила их на раскрытую книгу, потерла перетруженные чтением глаза.

– А я, грешница, думала, что сон к тебе не придет, что проведешь ты ночь в покаянной молитве, и просветит Господь твою душу. Какое же твое окончательное решение?

– Париж.

– Париж… Значит, отвернулся от тебя Господь.

Анастасия с такой силой сдавила переплетенные пальцы, что ногти залиловели, как накрашенные.

– Что же мне делать? Ждать тюрьмы? Ты святая, тебе везде хорошо, а я из плоти и крови.

– Плоть и кровь – это только темница души, в которой томится она и страждет искупления вины.

– И в Париже люди живут! – крикнула Анастасия запальчиво.

– Невенчанная, без родительского благословения, бежать с мужчиной, с католиком! Бесстыдница! – Игуменья широким движением сотворила крест, затем рука ее сжалась в кулак и с силой ударила по столу. – Не пущу! Посажу на хлеб и воду!

– Спасибо, тетушка. – Анастасия нервно, со всхлипом рассмеялась. – Спасибо, утешила… Мало тебе моих мук! А ты знаешь, как перед следователем стоять? На все вопросы отвечать надо одно – да, да… Другие вопросы им ненадобны. А потом составят бумагу: «Обличена, в чем сама повинилась, а с розысков