Гардемарины, вперед! - стр. 253
22
Аглая Назаровна простила Алексею упоминание роковой фамилии, а может быть, просто забыла об этом после жестокого припадка. Приживалки и прислуга, если и вспоминали последнее судилище, то совсем по другому поводу.
Все они находились в шоковом состоянии после произнесенного Гаврилой заключительного слова. Он оглядел тогда панораму суда и горестно возопил над распростертым на полу телом Аглаи Назаровны: «Православные, пожалейте барыню!» Потом поднялся на тронное возвышение, воздел руки. Речь его была короткой, страстной и абсолютно непонятной. Последнюю фразу он, правда, перевел на человеческий язык.
– Пэрэат мундус, фиат юстициа![34] – выкрикнул он с жаром. – Так говорили люди поумнее нас, и слова эти значат: «Сдохни, но чтоб мне было тихо!»
Святая ли вера, с которой Гаврила выкрикивал свои призывы, или привычка подчиняться всем приказам, произнесенным с амвона тронного зала, но жители шумного государства вдруг затихли и, забыв на время свою любимую игру в справедливость, ходили по дому на цыпочках!
Три случившихся за день драки произошли в полном безмолвии, словно и драчуны, и зрители внезапно онемели, правда некоторые подстраховали себя, зажимая рот ладонью. Перед каждой трапезой Гаврила становился в дверях своей комнаты с ведром лечебного питья, состоящего из воды, сивухи и сока пустырника, и торжественно вливал в глотки обитателей дома горьковатое, бражное питье.
Алексей спрятался в полутемном чулане и целый день без устали резал и давил пустырник. На ладонях образовались волдыри, спина деревенела, и руки не слушались, но он даже был рад тяжелой работе. В чулане он был скрыт от чужих глаз, никто не мешал ему обдумывать последние события.
А думать было о чем. Как попал в сад Котов? Кто были его спутники? Они тогда постояли у фонтана минуту-две, потом повернулись, как по команде, и медленно ушли в сторону дома, а испуганный Алексей так и остался лежать на охапке пустырника, не в силах подняться на ноги.
Встреча с Котовым необычайно возбудила Алексея. Не то чтобы прежние страхи вернулись – нет. Приключения двух последних месяцев излечили его от ужаса перед этим человеком, но столь осязаемая близость штык-юнкера призывала к немедленным действиям.
«Думай, думай! – стучало в мозгу, как молотком по наковальне. – Думай, как встретиться с Черкасским? Как обезвредить Котова? Неужели всю жизнь на твоей дороге пугалом будет торчать этот человек?» Алексей с такой исступленной яростью резал и давил «с-собачью крапиву», словно под ножом лежали его собственные сомнения и нерешительность.