Гарь. Красные псы Калахута: том первый - стр. 63
– А вдруг совы?
– Они далеко, я слышала.
– Хохо. Коли слышали, так они в два счёта долетят. Давайте так, княжна, – Никита поднял с пола кувалду. – Вы там перед домиком погуляйте, а я рядом постою, мало ли чего.
Михалина кивнула. Ей не вполне нравился такой вариант, но, как говорил дядя: “хороший правитель обязан знать, как обернуть компромисс в свою пользу”.
Она вышла на улицу и обернулась на то, что Никита назвал домиком. По сути это был огромный полутерем, полуамбар, а точнее, амбар, переделанный под терем, который вмещал всех двухсот человек, что были под их началом.
Двести человек, которые верили в их идею.
Терем-амбар тихо стоял на кромке леса. Люди в нём шумели, смеялись, праздновали и просто жили день ото дня, год за годом, и всё готовились к великому восстанию. Правда, до “великого” им не хватало около тысячи человек, но, как говорил дядя: “это хорошее начало”. И Лина бы ему верила, если бы начало не длилось десять зим.
Хотя нет, она клеветала: всего пять зим назад в дружину начали подтягиваться люди, а до этого был сплошной бег.
Бег – это её первое воспоминание.
Помнила, как сидела на руках у дяди, а он – смелый, отважный, её рыцарь, её герой – брёл сквозь болота и шептал: “не смотри на огни, Михалина, закрой глазки”, и она закрывала один, а вторым смотрела на эти маленькие светящиеся шарики и посмеивалась – до того забавными они казались.
Помнила, как долго жили у какой-то старушки. Бабушка поила Лину козьим молоком и приговаривала: “ну сразу видно, княжеская кровь, глаза-то как изумруды, а стать – ну чистая лань”. Лина была пухлым неуклюжим младенцем, но старушке явно нравилось ей льстить.
Помнила, как дядя обрезал её смоляные волосы и сказал: “мы сейчас пойдём в город. Играй там, будто ты мальчик, хорошо?”. Михалина с радостью игру поддержала, притворилась мальчишкой по имени Лин, да так долго не могла выйти из образа, что дядя разозлился и сказал, что больше никогда они играть не будут.
Её это расстроило, но ненадолго.
Первые покушения она, как ни странно, помнила плохо. Точнее, само покушение попросту стёрлось из памяти, а вот тело, сжимающее кинжал и лежащее в предрассветной дымке, она запомнила очень хорошо, как и дядю, стоявшего над ним с окровавленным мечом.
“Михалина, плохие люди желают тебе зла, – сказал он и дал ей, ребёнку, окровавленный кинжал. – Запомни это, и эту кровь запомни, она первая пролита на твоих глазах, но не первая из-за тебя”.
Михалина приняла это как должное. Держала холодный красный кинжал в слабых руках и понимала всё, что было доступно гибкому разуму ребёнка. После начали приходить первые люди, Лина помнила их очень смутно, лишь клятвы и проклятия на головы “поганых узурпаторов”. Какие-то люди приходили, какие-то уходили, но одно оставалось неизменным: бег. Они всё время бежали, побирались, пользуясь княжеским именем и продавая украшения. Один раз дяде пришлось работать стражником при градоуправляющем какого-то приморского городка. но что-то не сложилось и пришлось снова бежать.