Гарь. Красные псы Калахута: том первый - стр. 36
– И то верно.
Они немного помолчали. Снег за окном пришёл в движение: принялся демонстрировать ночи грациозный танец снежинок под аккомпанемент из свиста ветра и уханья совы. Свеча почти догорела – пришлось поменять на другую.
Анне показалось, что, несмотря на радушный приём (хотя другого и не ожидалось), что-то тревожит её брата: он часто украдкой поглядывал в окно, прислушивался к чему-то, нервно отбивал дробь ногтями по столешнице. Он был добр и внимателен, но он был таким всегда, а вот нервничал нечасто.
Долго тянуть смысла не было, сделав глоток горячего напитка, Овечка спросила:
– Анжей, что у тебя стряслось?
– Всё в порядке, – робко улыбнулся он.
Раздражение зажглось щелчком – Овечка терпеть не могла все эти окольные пути “ну-пожалуйста, расскажи, почему ты злишься-обиделся-расстроился-плачешь”. По её мнению, жизнь была бы намного проще, если бы люди прямо говорили о том, что они думают и чувствуют.
А вот Анжей в этом плане был полной противоположностью.
– Так, давай ты просто расскажешь мне, хорошо? Всё равно же я выпытаю, так что сэкономим время и нервы, ну серьезно.
Анжей вздохнул, признавая её правоту. Помолчал. Отпил чаю. Открыл рот. Закрыл.
Овечка внутренне считала секунды, контролируя искорку злости.
– Анж….
– В общем, мама, как оказалось, заложила дом, – выпалил он. – Совсем. Людям, которым теперь я должен кучу денег…
– Ага….
В голове тут же родилось куча планов – один другого безумнее. Но они не перекрывали главной мысли: “Ну как так-то?”
– А уже приходили?
– Да, каждые пару дней является какой-нибудь ушлый тип, сует мне бумагу с маминой подписью и спрашивает, когда я отдам долг. Отдавать, как понимаешь, я могу только цыплятами да картошкой.
Овечка стукнула кружкой по столу так, что вся посуда вокруг звякнула.
– Вот же ублюдки! – вскрикнула она.
– Ну, это тоже их работа…
– Это не работа, Анж! Это чистое вымогательство!
– Но мама…
Не в силах больше держаться, Овечка вскочила. Сделала шаг вправо, шаг влево – не знала, куда девать энергию. Снова хлопнула ладонью по столу.
– Тётушка была…
Она проглотила слово “не в себе”. После смерти дяди тётя стала совсем плоха головой, и до самой своей смерти погружалась в какие-то свои грёзы и выдумки, не всегда безболезненные для окружающих.
Но даже в пылу гнева Анна не хотела снова мусолить эту бесконечную тему: их с Анжеем вечера, когда они выискивали бедную женщину и вытаскивали её из метели, убеждали, что они-то её любят, что всё хорошо, что ей не нужно бежать и прятаться.
Это было утомительно. Овечка тогда не раз ловила себя на мысли, что умереть тётушке было бы легче, чем мучить себя и остальных, но стыдила себя за это и убирала мысль в дальний угол сознания.