Гарь. Красные псы Калахута: том первый - стр. 12

В жёлтом свете можно было разглядеть его осунувшееся лицо, чёрные волосы, уставшие глаза. На вид ему было декады две, хотя небритость и измождение прибавляли возраста.

Младенец на его руках разразился недовольным плачем. Мужчина нахмурился, пихнул ребёнку соску в зубы и побежал дальше.

Снова начали стрелять. Новомодные револьверы сильно упростили задачу восставшим: оружие никто толком не успел закупить, а научились им пользоваться единицы. В основном, бунтовщики.

Бунтовщики, которые сейчас расстреливали всё, что попадалось им под руку.

Мужчина буквально чувствовал привкус крови на языке, хотя до него ещё не добрались, но как только обнаружат…

Он откинул эти мысли из головы. Нужная комната совсем рядом и не время бояться.

Позади, со стороны главной залы, послышались крики. Лязгнул металл, кто-то упал, один из дружинников взвыл. Радостный крик революционеров подгонял мужчину лучше, чем плети.

Он влетел в нужную дверь, запер её на засов. Огляделся: комнатка небольшая, мягко сияет ночник в форме мотылька, колыбелька стоит у окна, кровать нянечки пустует, аккуратно заправленная, вещи отсутствуют: видимо, ей хорошо заплатили, чтобы она сбежала сразу. Мужчина благословил прихоть княгини растить ребёнка отдельно от себя, иначе план бы не сработал.

Он подошёл к колыбели, баюкая младенца на руках. Внутри, между витиеватых узорчатых стен, на мягкой перине из овечьей шерсти, лежала ещё одна девочка. Совсем крошечная, ещё не пережившая ни одной зимы. Она мирно спала, черные волоски разметались по подушке, маленький нос недовольно морщился.

Младенец на руках мужчины был как две капли воды похож на ребёнка в колыбели. Те же зелёные глаза, те же тёмные волосы, тот же возраст. Никаких отличительных признаков – родинок, шрамов. Да и не знал про них никто.

Аккуратно, стараясь не разбудить ребёнка, мужчина поменял девочек местами. Подменыш в колыбели заплакал.

Голоса в коридоре стали громче. Мужчина метнулся к окну, но оно было заперто. Он выругался, открыл дверцу шкафа и, спрятавшись внутри, затих, качая на руках ребёнка и молясь всему, во что верил.

Он слышал плач девочки и беззвучно говорил:

– Прости меня, дочь мельника, прости, что мы довели до такого, прости, что даже умираешь ты не собой. Прости свою непутёвую мамашу, продавшую тебя за две монеты, прости своего отца, который пьёт слишком много. Прости Михалину за то, что вы так похожи. И меня прости: если мы встретимся когда-нибудь, и твой Свет будет меня помнить, и ты узнаешь всё – прости.

Он услышал, как в комнату входят люди. Они тяжело дышали и неразборчиво переговаривались. Младенец в колыбели заплакал.