Гапландия - стр. 21
Я бы сейчас помолился, но это надо уметь.
– Маячок заработал, – сказал капрал. – Включился телефон злодея.
Злодей сегодня, стало быть, я. Понял уже.
– А где? – поинтересовался Пригорин.
– Так в ихней же Гапландии. Вернемся?
Пожалуйста! Вернемся! Отъехали всего ничего.
– Не в «ихнем», а в «их»! Сколько раз говорено! – ругнулся Пригорин. – Не будем возвращаться. Что мы конвойные? Своей работы полно.
Телефон я выронил, когда бухал с собакой. Сидели мы у парковки, за чьей-то теслой, помню бордюрина была жесткой. Там и посеял. Придется штраф… что за мысли, мать твою! Меня под арест взяли с утра! Какой штраф? Штраф – пустяки, оплатим, что я на штраф не заработаю?
Патрульная машина повернула у Парка Памяти. Здесь я гулял с ребятишками, когда они были младше, а я энергичней. Бюсты, памятники, обелиски в парке развалены были вдоль клумб и деревьев. На елках висели шишки. Иногда в ветвях можно заметить рыжую белочку. «Куда ни плюнь, этот Павлик Матросов», – совсем по-взрослому ворчит Борис, ему уже тринадцать. А Дава читает на стеле медленно по слогам: «строгая жизнь ради долга, существенная, всесторонняя верность человейнику и смиренная, молчаливая преданность государству». Что такое государство, спрашивает мелкий. А на высокой сосне в курчавой кроне трудяга дятел долбит по коре, звук разлетается по широким аллеям, коротким тропинкам, парк на минутку становится жив. Суровые брови мертвых героев выбиты в мраморе грубым зубилом, хмурятся кумиры – почтительная неподвижность. Помним. Скорбим. Голимая некрофилия, смеется Борис. Улицы имени трупов, скульптуры мертвецов, портреты предков… (душеспасительный подзатыльник имени меня) … надо, так надо, вздыхает подросток. Вырастешь, сам все поймешь, наставляю я с отеческой всёиспытанностью. Давно это было, словно вчера.
А сегодня – приехали.
Районный отдел службы опеки раззявил жерло и выплюнул двух подозрительных типов, сразу рванувших в разные стороны. Меня же закинули внутрь, где за пыльным стеклом матерый дежурный орал в телефон с приказной интонацией. На меня посмотрел он строго и пренебрежительно.
И верно, спальные ноги из-под пальто неубедительный признак солидности, скорее критерий ущербности. Хотя пальто от известного бренда, но вряд ли консьержи оценят престижность. Их элитарность – растительность на лице, это покруче, чем модные шмотки. Мне бы пошла борода-эспаньолка, да только нельзя.
– Это какое? – дежурный переключил внимание на меня.
– У тебя записано, – сказал Пригорин.
– Запри пока.
– Требую, чтобы мне… – твердо начал я.
– Ага, – согласился дежурный. А капрал ловко подцепил меня под руку и оттащил по коридору к тяжеленой на вид кованой двери, где стал снимать с моих рук браслеты.