Ган - стр. 8
– Он ничего не натворил, – покачал головой Тао. – Мне нужен ученик. Вы не согласитесь отдать Пато мне?
«Что? – удивился юноша. – Я буду учеником Тао Гана? Лучшего в мире «охотника на зверя?»» – и он дернул себя за нос, не веря своему счастью. Еще пришлось ущипнуть себя за ногу, проверяя, не сон ли это.
Теперь уже отец и братья смотрели на Пато иначе: с каким-то восхищенным неверием на лицах.
– Если Пато согласен, то он твой, Тао, – только и смог произнести Тало Кас.
Затем, после ухода мастера, в доме не прекращались разговоры до самого утра. Все гадали о том, что подвигло Гана взять в ученики сына кузнеца, а не воина, и почему тот не сказал ничего об оплате за обучение. И не просто не сказал, а еще и запретил (в вежливой форме) упоминать при разговоре с ним о деньгах.
Так и стал Пато учеником гана, и уже два года как «учится», да только все без толку.
Два долгих года каждое утро начиналось с жестокого «избиения» на тренировках, если это можно так назвать. После пробуждения мастер Ган, как некий таинственный ритуал, повторял всегда одно и то же. Пато вынужден был повторять все в точности: размашистыми движениями рук разгонять кровь по конечностям, высоко подпрыгивать, резко наклонятся до приятного покалывания в позвоночнике и утыкаться при этом лбом в колени. После такой зарядки следовал стремительный бег, и чем больше было на пути препятствий, тем более был доволен неутомимый Тао Ган. Не успевал Пато отдышаться после изнурительного кросса, как ему торжественно вручали в руки шест длинною в пять локтей и призывали к нападению… Это было больно. Прогресс Пато за все время измерялся тем, что в самом начале своего пути к достижению звания охотника он мог выдержать не более нескольких мгновений такого поединка. Теперь же Пато способен был продержаться гораздо дольше, а именно в последний раз он успел насчитать целых двенадцать ударов сердца прежде того, как свет в его глазах погас…
Открылась входная дверь, и в дом вошел отец, на секунду задержавшись перед входом для того, чтобы сказать Круту все, что он о нем думает.
– Ну, погоди! – погрозив пальцем невидимому для Пато псу. – Что за шутку придумал? Где это видано, что бы собака летом в дом просилась? Совесть где твоя?
И тут же заулыбался. Пато знал, почему: пес, как всегда, когда его ругают, упал там, где стоял, и закрыл морду лапами. Хоть и не видел всего этого, но прекрасно помнил, как это происходит. И не один раз сам вот так, отругав Крута, сменял гнев на милость после таких «извинений».
– Пато! – отвернувшись от двери и окинув взглядом жилище, воскликнул отец, заметив сына. Направившись к нему, он раскинул руки в стороны, приглашая того в свои объятья.