Гамп и компания - стр. 25
– Ладно, на сегодня хватит. Но завтра начнем с самого утра. Правильно, Гамп?
– Наверно, – отвечаю в слух, а про себя понимаю: дохлый номер.
Весь следущий день, и следущие недели, и следущие месяцы я экскерементировал с этой «Нью-кокой». И все в пустую. Добавлял и каенский перец, и шафран испанский, и ванильную иссенцию. В дело пошел кумин, пищевой краситель, перец горошком и даже столбилизатор.
Набледатели не отходят от меня не на шаг, каждый всем другим на нервы действует, у них блокнотов исписано уже, наверно, штук пятцот. Ночевать я ухожу в номер люкс, мы все в одной здоровенной гостинице прожеваем, и миссис Хоупвелл, разумееца, тут как тут: разгуливает, можно сказать, в чем мать родила. Пару раз просила сделать ей массаж спины, ну, я не отказывал, но, когда она стала требовать массаж грудной клетки, пришлось заевить, что моему пределу тоже есть конец.
Стало мне казаца, что вся эта история – сплошной блев. Тут тебе и харчи, и жилье, а зарплаты нет как нет, но ведь я только из-за денег на это подписался – ради малыша Форреста. Однажды ночью лежу без сна, думаю, как дальше быть, вспоминаю Дженни и все хорошее, и вдруг прямо передо мной возникает ее лицо, как тогда, на кладбище.
– Ну что, дурила? – говорит она. – Не можешь для себя решить?
– Ты о чем? – спрашиваю.
– Тебе никогда в жизни не восстановить тот вкус. Уж не знаю, что ты сотворил в первый раз, но это был слепой случай, вот и все.
– И что мне теперь делать? – спрашиваю.
– Бросай все! Уноси ноги! Найди нормальную работу, а то так и будешь до конца своих дней эту дрызготню разводить!
– Как же так? – говорю. – Ведь эти люди на меня расщитывают. Твердят, что я – их единственная надежда на спасение компании «Кока-кола».
– Пошли их подальше, Форрест. Им на тебя плевать. Они заняли теплые местечки, а тебя за идиота держат.
– Да, – говорю, – пожалуй, ты права. Как всегда.
И тут она ищезла, а я снова один остался.
На утро, с позаранку, за мной зашел Альфред. В экскерементальной кухне я опять принялся доводить до ума коку-колу. Пол дня смешивал всякие гадости, но теперь после каждой дикустации уже не фыркал и не плевался, а с улыбочкой тянул: «О-о-о-о!» – и отпевал еще глоток.
– Что такое? – задергался один из набледателей. – Ему понравилось?
– Думаеца мне, – говорю, – я справился.
– Господь услышал мои молитвы! – завопил Альфред, хлопая себя по лбу.
– Позвольте-ка, – говорит другой набледатель.
Набирает жижу в рот, перекатывает, типо, на языке. И потом обьевляет:
– А что, недурственно!
– Дайте попробовать, – требует Альфред.
Глотнул, в лице изменился, кабудто заколдованый, и говорит: