Gamemaster - стр. 5

Сейчас единственным неудобством при ходьбе была вездесущая хвоя, ковром устилавшая землю, так и норовившая воткнуться в ступню, а также жесткие сосновые шишки, лежавшие тут и там. Ну не привык я ходить по лесу босиком, туристическая обувь с жесткой подошвой отучает думать о таких проблемах, и за это я сейчас расплачиваюсь сполна. Наступив пару раз на эти самые трижды клятые сосновые шишки, подарившие мне несколько незабываемых и ярких моментов, я вспомнил множество словесных оборотов, которые не принято произносить вслух в приличном обществе, и стал гораздо внимательнее смотреть под ноги. Но во всем этом был и свой плюс: «дорожные» мысли отвлекли меня от мрачных размышлений. Размеренная ходьба постепенно вытряхнула все ненужное из моей головы и вернула мне состояние душевного равновесия. Давно уже заметил, что мысли пешехода сильно отличаются от мыслей человека, находящегося в состоянии покоя. При ходьбе голова очищается от разнообразного мысленного сора, и человек проще настраивается на положительный лад. Наверное, сказывается усиленная циркуляция крови и приток кислорода в мозг, а может, это связано с повышением мышечного тонуса. Такая вот физическая медитация. По крайней мере, пешие прогулки на свежем воздухе лично меня неизменно приводят в позитивное расположение духа.

Примерно после часа пешего пути я стал присматривать подходящий ручей, который сможет утолить подступающую жажду. Сильного желания пить я пока не испытывал, но это лишь вопрос времени. В этот момент мои плавно текущие мысли были прерваны звуком, выбивавшимся из общей какофонии летнего леса и резанувшим по расслабившемуся слуху. Звук этот в нее абсолютно не вписывался. И неудивительно, потому что это был чей-то истошный вопль. Раздался он в лесу по правую руку от дороги. Интонации этого крика мне совсем не понравились. Не понравились ровно настолько, что я решил спрятаться от греха подальше. Пускай нормальные герои бегут на выручку потерпевшим, а я предпочитаю сохранять свою шкуру в целости и держаться подальше от неприятностей. Я отошел за бруствер дороги и присел за корневым выворотнем огромной поваленной ели, что некогда росла на обочине. Отсюда я смогу вести наблюдение, а сам останусь невидимым. Крик повторился и в этот раз уже значительно ближе. Кричал явно мужчина, и он определенно бежал в мою сторону. Прошло секунд сорок и я увидел, как из леса на дорогу выскочил растрепанного вида паренек. Истерично вереща, он что есть мочи рванул по дороге вперед, но тут же споткнулся в ближайшей рытвине и растянулся плашмя в пыли. В следующее мгновение я увидел причину его паники. Из лесной чащи по его следам на первый взгляд неспешно, а на деле – весьма шустро трусил медведь. Вернее не так – за ним бежал МЕДВЕДЬ. Огромных размеров зверюга темно-бурого цвета, на бегу раскачивая головой размером с хороший чемодан. Разинутая пасть со свисающим языком, ощерившаяся огромными клыками, не давала повода усомниться в намерениях обитателя леса. В следующую секунду мне стало совсем не до смеха. Ведь парнишка, спасая свою шкуру от неминуемой расправы, вскочил и припустил к елке, за корнем которой прятался я. Эта самая ель под воздействием давней бури накренилась, но не упала до конца, а оперлась на разлапистую сосну рядом и зависла над землей под углом примерно градусов в сорок пять. Беглец увидел, что по стволу, при определенной доле везения и ловкости, можно подняться достаточно высоко, чтобы спастись от алчущего крови медведя, и решил этим шансом воспользоваться. Меня такой расклад совсем не порадовал, ведь если так пойдет и дальше, то на закуску к косолапому вместо него попаду я. Мое человеколюбие не было столь велико, чтобы выступить в роли жертвенного агнца, поэтому я решил ретироваться, пока еще не поздно. Прикрываясь выворотнем, я стал отходить в лес. Но не успел отойти от злополучной ели и десятка метров, как на арену выскочил разъяренный виновник торжества. Он с разбегу вскочил на наклоненное дерево и уверенно стал ломиться за своей жертвой. Парень к тому моменту уже ощутимо поднялся над землей и, похоже, считал себя спасенным. Только вот он явно с этим поторопился, и его ждало жестокое разочарование. Под немалой массой медведя сосновый сук, на который опиралась макушка ели, не выдержал и обломился, после чего ель вместе с медведем и парнем с громким треском рухнула вниз. Вверх взметнулись обломки ветвей, лесная подстилка и земля. Один из обломанных сучьев, словно смертоносное копье, впился в почву совсем рядом с моей головой, лишь каким-то чудом едва не пришпилив меня к земле. Я на секунду представил себя в роли бабочки на шпильке энтомолога-энтузиаста, и от этой картинки мне стало нехорошо. Но времени пугаться у меня не было. Медведь ненадолго потерял запал, его слегка придавило ветвями упавшего дерева, но он быстро приходил в себя. Парню повезло меньше – он в полете приложился головой об ствол ели и свалился на землю бесчувственным мешком неподалеку от меня. Судя по его приземлению, он находился в полной прострации и не осознавал происходящего с ним. Поняв, что нехороший житель лесной чащи вот-вот продолжит свою вендетту по отношению к несчастному, а заодно и ко мне, я оглянулся, пытаясь понять, что можно сделать для его и своего собственного спасения. Ель упала вниз не до конца, повиснув на суках, воткнувшихся в землю, как на подпорках, поэтому между поверхностью земли и стволом дерева был зазор сантиметров в сорок. Я увидел стопу парня с той стороны поваленного ствола совсем рядом с собой, сам же он находился по ту сторону ствола дерева. Пользуясь этим, я схватил его за ногу и потянул на себя. Тот оказался довольно тяжелым, к тому же был в отключке, и дело продвигалось с трудом. Но вид разъяренной морды медведя, к тому моменту уже освободившегося от помех, с раззявленной, смрадной пастью и горящими нехорошим красным светом глазами, прорывающегося к нам через заломы из ветвей, придал неплохой заряд сил и бодрости. Благодаря ему я успел перетащить страдальца на свою сторону до того, как его схватил стальной капкан челюстей колоссального зверя. Того потеря добычи, которая еще секунду назад была в зоне досягаемости, похоже, порядком огорчила. Зверюга явно утратила остатки здравого смысла и теперь перла напролом, словно танк, не обращая внимания на то, что многочисленные острые сучья и их обломки, коих после падения дерева торчало во все стороны великое множество, втыкаются в тело и ранят его. Глаза животного еще сильнее налились кровью; впав в ярость, оно рвалось вперед, буквально нанизывая себя на острия обломков и не замечая уже ничего вокруг. Тут меня посетила идея, за которую я потом неоднократно благодарил всех богов на свете, собственную сообразительность и удачу. Я осмотрелся и, к своему счастью, обнаружил то, что мне сейчас было нужно, – условно прямой, сухой полутораметровый обломок ветви в руку толщиной, заостренный наподобие копья в месте скола. Схватив его руками, с размаху зарядил тупым концом в яму под толстым корнем, острие направил в сторону предполагаемой атаки и что есть мочи налег на него, как на рычаг, фиксируя своим весом. Еловый сук, высохший до твердокаменного состояния, упруго прогнулся под моим весом и нацелился острием скола на зверя. Между тем медведь, напрягая все свои силы, переломал мешавшие ему обломки и одним гигантским прыжком перемахнул ствол дерева. Мне стало очень-очень страшно и жутко захотелось пожить еще хоть немного. Последние мгновения прыжка отпечатались в моей голове замедленной цепочкой леденящих кровь мыслей. Тудум… Вся эта идея яйца выеденного не стоит… Тудум… Меня сейчас размажут, снимут скальп и начнут кушать. Тудум… Сердце екнуло в третий раз, замедляя свой нескончаемый бег, и замерло. Громадная тень накрыла меня сверху, кончик импровизированного копья, которое выгнулось дугой под немалым весом зверя, с противным хрустом вошел в левую половину покрытой мехом груди медведя. Из раны прямо мне в лицо брызнула струя горячей, густой крови. Последнее, что отпечаталось в памяти, – это как туша зверя, обдав густым звериным смрадом, накрывает меня огромной волной и с силой впечатывает в землю, попутно приложив головой об корень. Дальше темнота.