Гамбит смерти - стр. 9
Мобильники здесь не работают. Горы.
– Если машина придёт – получишь, – я опустил мешалку в котел и закрутил между ладонями. Индеец племени Сиу добывает огонь трением – спички забыл взять.
– Может не придти?
На вынутой мешалке остались комочки мамалыги. Не готова.
– Горы есть горы, душа моя. По такой погоде и доллар не тянет.
Вода в джезвее закипела. Аркаша высыпал в него ложку чая. Индийского, гранулированного. Варвар.
– Молочка бы капельку, Петр Иванович.
– Изволь, – молоко в чай? Последователь Оруэлла. Я отвернулся.
По галерее – шаги. Несёт еще кого-то нелегкая. Всех гнать пора!
– Простите за вторжение. Анатолия Яковлевича нет у вас?
На подобный вопрос всегда хочется в ответ пошарить по карманам, вдруг да завалялся. Но с Нимисовым шутить вредно.
– Нет, – Аркаша отхлебнул пойло.
– Мы всегда в это время занимаемся медитацией – Александр Борисович, он и я. Некоторые – Нимисов посмотрел на Аркашу, – пока до этого не дозрели. Но Анатолия Яковлевича нет. Я заглянул в его комнату – никого, и постель заправлена. Надеялся, он тут.
– Нет. И не было. Я вчера его видел, поздно вечером, с биноклем, – пора убавить огонь под котлом.
– Странно. Где ж ему быть?
– Вдруг плохо стало? Сердце? – Аркаша отложил кружку. – Я поищу его, – он кивнул на окно. – Плащ надену и пойду.
– Я тоже, – Нимисов покинул кухню.
Нехорошо. Совсем нехорошо. Я заглянул в кладовую, снял с гвоздя дождевик, влез в сапоги.
Вода скатывалась по склону вниз, сливаясь в грязные ручейки. За дождем, едва угадываемый, рокотал Желчуг.
Из шале показались Нимисов с Аркашей. Я присоединился к ним.
– Саблецов как-то брал меня на свои астрономические обсервации. Вдруг он там? – из-за шума приходилось почти кричать.
Ненадолго хватит дождевика. Ветер дул в спину, и сырость уже холодила меж лопаток.
Опрокинутый стул, исхлестанный дождем, растопырил беспомощно ножки, а рядом в траве лежал человек, лежал лицом вниз, вытянув вперед руку, а другую подвернув под себя. Посиневшее лицо и широко раскрытые глаза с белесыми зрачками.
– Что с ним?
Кто спрашивает? Не узнаю голоса.
Я попытался отыскать пульс. Бессмысленно – окоченение успело сковать мышцы. И, перечеркивая шею – темная борозда.
– Он мертв, – я и свой голос не узнал.
– Я будто ждал этого, – верно, Аркаша. – Он раньше на сердце жаловался.
– Сердце не виновато. Он задушен, – я поднялся.
– Вы уверены? – Нимисов смотрел на мое плечо.
– Уверен.
Я осмотрелся. Вот он. Огромные объективы уткнулись в грязь, отвернувшись от нечистого неба.
– Вероятно, Саблецова удавили ремнем его собственного бинокля.
Мы стояли, не решаясь двинуться и тем самым признать свершившееся.