Галлиполийский крест Русской Армии - стр. 54
Квартиры семейных офицеров в Галлиполи. 1921 г.
У Достоевского в «Записках из мертвого дома» есть пронизывающая ужасом сознание фраза впервые попавшего в общую тюремную камеру: «Теперь я никогда не буду один». То же самое должны были испытывать обитатели общежитий: усталые нервы требовали покоя и отдыха, а вместо этого ни днем, ни ночью не представлялось возможности побывать наедине или только в своей семье, постоянно приходилось являться невольным свидетелем всех интимных сторон чужой жизни. Это не всякому было по силам, и при первой к тому возможности из общежитий старались уйти, устроиться, может быть, и хуже, но все-таки в своем собственном уголке.
Во всех тринадцати общежитиях размещалось в среднем 325 женщин и 80 детей.
Описание уклада жизни в общежитиях – это бесконечный синодик мелких дрязг и недоразумений, оканчивавшихся иногда дуэлью.
Поиски своего угла заставляли продавать последний скарб на оплату комнаты или вызывали к жизни новый вид жилища в городе – сложенную из камней лачугу или вырытую землянку.
Обычно для постройки такого жилища подыскивались среди развалин одна-две уцелевших стены и к ним пристраивались недостающие. Строевым материалом служили огромные серые камни, обильно разбросанные среди развалин. Складывались они без всякой скрепы, и щели между ними засыпались землей. Для крыш использовали колючую проволку, которой очень много можно было найти в Галлиполи; вместо балок применялись рельсы, взятые с конной железной дороги, находили место куски жести, да и все, что попадалось под руку. Из проволоки сплеталась густая сетка, поверх которой наваливались ветви, валежник, тростник, морская трава; все это засыпалось слоем земли и обмазывалось жидкой глиной. Иногда прослойка из веток прокладывалась два и даже три раза. Однако крыша такой «циклопической» постройки не отличалась прочностью; во время сильных дождей она промокала и иногда, не выдержав собственной тяжести, проваливалась. Несмотря на это первые «люди серого камня» нашли много подражателей; такие жилища, как грибы после дождя, вырастали в разных местах города, а кое-где образовали даже целые улицы.
Неизвестно почему эти жилища стали называться «дачами», но некоторые из них даже украшались дощечками с названием: «Тоска по родине», «Одинокая», «Надежда» и т. д.
Невозможность почему-либо обзавестись собственной «дачей» не останавливала, однако, поисков собственного угла. Группа офицеров-авиаторов с семьями занимала на берегу пещеры, в которых рыбаки в непогоду прятали сети. Какой-то офицер с женой долгое время находил приют в выброшенной на берег полуистлевшей фелюге. На старом турецком кладбище для жилища был использован каменный резервуар испорченного водоема. Над ним долгое время развевался русский флажок и красовалась надпись «Дача Мечта». Укладываться спать в этой «даче» можно было только по диагонали, упираясь головой в один угол и ногами в другой.