Гадкий утенок. Сборник рассказов для женщин - стр. 37

А люди проходят мимо. У них свои заботы. Пацанка в красном шарфике на шее бросила на нас взгляд. Улыбнулась.

– На улице, Марина. Не мое это. Не пацан. – Подарил ей улыбку Дракулы. Зря это я, сейчас заведется.

– Я тоже думаю, не пацан. Так может, мы составим друг другу счастье?

– Давай, вечерком залетай на огонек. – Может, забудет. Хотя, сам виноват.

– Хорошо. Мы с тобой сегодня увидимся. – Я чуть отстраняюсь. Сейчас на моей шее повиснет.

– Мне пора в офис. Вон, Сергей Сергеевич навстречу. – Указываю в сторону шефа. Спаситель!

– Костя, зайди ко мне в кабинет. Я хочу с тобой переговорить. Зайди. – Бросает на ходу. Старается не замечать мою собеседницу.

Мы зашли в кабинет. Сели.

– Костя, поздравляю. Позавчера ты был на высоте. – Право, может изобразить смущение? Что он имел в виду?

Это что, Галина делилась с шефом о прошедшей ночи?

– Стараюсь всегда быть на высоте, Сергей Сергеевич.

– У тебя это здорово получается.– Так, вот болтливые бабы. – Особенно, когда суд присяжных. Женская половина от тебя глаз не отводят. У тебя внешность, голос проникновенный. Константин вошел в зал. Судебное разбирательство можно считать закрытым. Все бросаются брать у тебя автографы.

– Ну, это не совсем так. – Вот, на воре шапка горит. Так оно на судебном разбирательстве.

– Не скромничай. И логика у тебя нормальная. Построил защиту хорошо. Очень хорошо. Так держать, поздравляю. Иди, работай.

И я отправился работать. Я занялся очередным запутанным делом, и день для меня пролетел незаметно. Но вот я отправился домой. Маринка ждала меня возле подъезда на скамейке. Она встрепенулась, увидев меня. Она поднялась ко мне. Легкий ужин. И вот мы сидим на диване, обнявшись. Ее бедро трется о мое бедро. Рука гладит карман моей рубашки.

– Как бьется твое сердце. – Шепот. Робкое дыханье, трели соловья….

– Из-за тебя, Марина, – шепчу я.

Ее рука скользит вниз, падает на мое бедро. Мои ловкие пальцы расстегивают пуговицы ее блузки. Кружевной лиф. Моя рубашка уже на полу. За ней следуют ее блузка и лифчик. Я ласкаю округлости ее грудей. Она целует меня, скользит губами по моей щеке, по шее. Я склоняюсь. Мои губы хватают ее сосок. Мой язык скользит по бусинке ее соска. Она изгибается всем телом. Сладостный стон. Рука ее на моем бедре. Со стоном она произносит:

– Костя, а что это у тебя там?

Я отвечаю пошлостью.

– Любимая игрушка моей девочки. – Потом поправляюсь. – Китайские мудрецы называют это нефритовым стержнем.

– Я так люблю нефрит, его твердость. Он такой теплый на ощупь.

Пальцами руки она проводит по ложбинке между своих грудей. Ее поцелуи становятся неистовыми. Она вся горит. Мы бросаемся в объятия простыней моей постели. Простыни пахнут лавандой. Наши тела сливаются в единении. Сливаются наши стоны и выкрики. Мы держимся за руки. Как дети. Я сжимаю ее руку в своей ладони. Мы наслаждаемся происходящим. Утро застает нас в лабиринте любовных игр. Мое тело зависает над ней. Я опираюсь на ладони, еще мгновение назад, скользивших по мрамору ее кожи. Мои движения становятся ритмичнее, толчки сильнее. Я смотрю на ее ресницы, прикрывающие глаза. В ней столько блаженства, неги. С ее губ срывается стон радости и боли. Я еще раз целую ее губы. Откатываюсь в сторону, и мы вместе переживаем эти мгновения. Опустошающее блаженство. Утренний кофе. Довольный смех Маринки. Прошла сегодняшняя ночь. Мы собираемся. Я отвожу ее. Потом бросаю машину в пыль повседневности. Иду в офис, туда, где ждут повседневные, но интересные дела. В офисе мне потребовалось полчаса, чтобы сбросить наваждение этой ночи, сказку для двоих. Я вчитываюсь в очередное дело. Ревнивец. Современный Отелло. Только вместо коварного Яго, коварство зеленого змея. Кухонный нож, который не позволил Дездемоне помолиться на ночь. Обычная ревность. Представляю, как в зале суда проникновенным голосом, с лицом отражающим сострадание, я пытаюсь обыкновенную бытовуху представить историей романтичной любви. История разбитого сердца. Тьфу! Чертовщина. Убийство на бытовой почве выдать за историю страсти. Превратить семейный скандал, площадную брань в стон истерзанного сердца. Муки моего подзащитного. Его боль. Его раскаяние, о котором он даже не вспомнил поутру. Его необыкновенные чувства. Безмерные страдания толкнули моего подзащитного на этот поступок. А может, безмерное количество водки? Мне становится противно самому. Горечь этого я отправляюсь запить горьким кофе.