Размер шрифта
-
+

Габи - стр. 8

Из корчмы доносился фольклорный распев, задушевной песни. Гюго дышал свежестью горного воздуха, оглядывался, чтобы запечатлеть и увести с собой частичку родины своей Габи, чтобы проникнуться ее любовью к тому ценному – родному и близкому, для себя в очередной раз понять: Кто, же она такая?

Багаж, уже лежал в тарантасе. Он сел и в очередной раз поблагодарил пинцера и корчмаря, что стояли рядом с тарантасом, сказав, – Кё-о – сё-о-нё-ом! Вислат! (Спасибо! Пока! Köszönöm! Viszlat!)

Тарантас тронулся, оставляя за собой клубы пыли. Впереди предстояла длинная дорога, надо будет проехать перевал, Мункач, Унгвар (Мукачево-Munkács, Ужгород-Ungvár. Венгер.), Кросно, Краков, Варшаву. Наверно это дано ему, Гюго, как испытание – проделать столь долгий путь, чтобы попасть в далекую Францию. И там искать свою Габи.

V. ФРАНЦИЯ. ДОМ ТЕРПИМОСТИ

Вечер. Гюго вновь пытается войти в кураж, строка не ложится. В доме все поросло пылью. В конце концов, тоска выгнала к Мадам Розетт, в «Дом под красным фонарем» в отдаленном, глухом квартале Парижа. Дом толерантности – «la maison de tolerance», почему-то перевод названия на русский, был привязан к слову – «терпимость». Хотя предполагалось, что в этом доме не угнетали молоденьких девушек, а пользовались за деньги, как их расположением, так и услугами, что отвлекают мужчину от одиночества, но это всего, лишь одна из сторон медали, та, что видна, скажем, поверхностная. Внутренний устав и уклад жизни «публичного дома» или в обиходе «дома терпимости», как не назови, был жесток, суров, во многом плачевным для многих девушек.

А, на первый взгляд, не зная изнанки, казалось, именно так: Толерантно, культурно, чистенько! В домах толерантности были – столовая, гостиная, где присутствующие мило беседовали раскованно и непринужденно, уединялись в многочисленных комнатах для коротких сеансов с мужчинами. Естественно они вносили, тот ноктюрн, отличались своим домашним бытом, уютом, зачастую даже и роскошью. Это объяснялось многим, но в первую очередь, тем, что здесь не только работали, а и жили милые девушки. И их радушие, опрятность, лоск, были тем стимулом, что вел мужчин в этот дом, как мух на мед, а уже это отражалось на кошельке хозяйки.

Мадам с профессиональной хваткой, в лице хозяйки дома, в очередной раз предложила гостю новенькую девушку, та, мол, второй раз у нее в работе. Она неустанно нахваливала, как товар на распродаже, – Молоденькая! Такая! Каких, еще недавно, помнится он, Гюго, любил и жаловал, не обойдя ни вниманием, ни мужским опытом, зачастую ставя их в не удобное положение, чем так смущал. Ведь они были, еще не искушенные во взрослых играх, не изучали по скудности общения, тех тонкостей в своей текучке. Мадам Розетт от нахлынувшей сентиментальности, вдруг замолчала, ушла в мысли о чрезмерной заботе и внимание к бедняжкам, к милым и «пушистым козочкам», нахлынула волна воспоминаний до умиления, вспоминалось, как она принимала их слёзы стыда, при этом, вкрадчиво, лишь одно твердила, по-матерински нашептывая, – Умоляю! Будьте, милы с этим Месье! Он очень известный человек во Франции, не опозорьте мой дом в его глазах! Я Вам подскажу от себя, маленький прием из «женских штучек». Не становитесь в позу «падшей», даже если он и желает. Лицом! Только лицом к нему поворачивайтесь. Он не насильник! Сразу поймет, что перед ним не та, что его измучила, терзает его душу, а совсем другая! Мученик он, всех женщин за одну, непутевую, хочет призреть. Влюбился безнадежно, мается, как кобель по суке. Поверьте! Он не желает Вам зла! Да и, в общем-то, вам и мне отлично за все ваши выкрутасы платит. Не рыдайте, а наслаждайтесь! Сопли смойте под краном, да, будьте ласковыми с Месье! Тогда, он Вас за сеанс золотым одарит. Не забывайте у нас «дом толерантности», а значит – внимание и уважение к клиенту, прежде – всего. За деньги любой каприз! Терпение и воздастся! Она, внимательно осмотрев, добавляла, – Жизнь Вам, если, вы не будете капризничать, не будет казаться страшной. Девушки убегали, сгорая от стыда к себе в комнаты, и там шептались о нем. О Гюго! О дядьке, который их достоинство брал, как виртуоз, при этом ни одна не призналась вслух, что он им нравится – красивый, статный, сильный, и пусть их заставляет делать, то, в чем стыдно признаться. Любая женщина этого желала бы, даже бесплатно.

Страница 8