Футурология: Краткий курс - стр. 27
# # #
Критика утопий не особенно изменилась со времён Карла Маркса и Фридриха Энгельса, чьё учение позиционировалось как научное, и тем самым противопоставляло себя утопическому социализму Томаса Мора. Писателей-утопистов и сейчас обвиняют в том, что при создании образов будущего они не учитывают (или вообще не понимают) принципы развития общества, а ориентируются лишь на абстрактные идеалы «равенства» и «справедливости».
Ответить на такую критику легко. На свете есть куча литературы, которая сосредоточена на старых принципах устройства общества – а утопии пишутся, чтобы эти принципы опровергнуть. И как показывает история, многое в общественных системах действительно меняется, включая и тип собственности, и отношения между полами; то есть прогнозы утопистов иногда сбываются.
Другое дело, что современнику скучно читать утопические произведения. Можно было бы сказать, что они устарели; однако тот же современник с интересом читает мифы Древней Греции или чукотские сказки. Видимо, проблема утопий в том, что их авторы пытались слишком резко заменить привычные людям архетипы на собственные образы будущего – а такой онтологический скачок плохо укладывается в голове.
Безумный учёный
Дождливым летом 1816 года компания творческих молодых людей отдыхала в обществе лорда Байрона на берегу Женевского озера. Среди прочего развлекались чтением рассказов о привидениях, обсуждением опытов по гальванизации трупов, а также сочинением собственных страшных историй.
Под впечатлением от этих странных занятий 18-летняя Мэри Годвин, жена поэта Перси Шелли, записала историю об учёном, который собрал из мёртвых тел и оживил некого монстра, а монстр начал требовать от своего создателя разных дополнительных привилегий. Так появился «Франкенштейн, или Современный Прометей», давший начало новому литературному жанру [29].
Правильное название этого жанра вы нигде не найдёте, потому что оно очень длинное: «Чокнутый изобретатель-одиночка против всего мира». Но именно этим отличается Франкенштейн от утопий: это не подглядывание в чужой мир, а попытка переделать свой. В книгах этого жанра мы обычно встречаем научно-техническое изобретение, которое обладает удивительным потенциалом – но эпитет «чокнутый одиночка» подсказывает, что попытка переделки мира будет неудачной. Старый мир пока не сдаётся, да и само изобретение проявляет негативные побочные эффекты.
В британской литературе середины XIX века подобные книги называли scientific romance. Иногда это переводят как «научный роман», хотя лучше сказать «научная романтика». Позже такие произведения будут называть просто «научно-фантастическими»; впервые это выражение на русском языке появилось в 1914 году в журнале «Природа и люди», то есть почти через сто лет после «Франкенштейна».