Футбол без цензуры. Автобиография в записи Игоря Рабинера - стр. 6
Эти слова врезались в память. Во-первых, потому что Евсеев – не из болтунов, которые сегодня что-то скажут и пообещают, а завтра о том и не вспомнят. А во-вторых, из-за редкостной для нынешнего времени – и не только в футболе, а в жизни вообще – прямоты Вадима. Ясно было: если уж он на эту книгу решится, ординарной она не станет. Не растает в общем потоке спортивно-мемуарных банальностей.
Убежден: так и будет. Своим неповторимым, евсеевским языком он рассказал, как и чем жили футболисты 1990-х и 2000-х. Какие у них были идеалы, как они росли, как выигрывали и проигрывали, как шутили и как выпивали, как дружили и враждовали. Почему, например, так вышло, что Евсеев и Сергей Овчинников, некогда лучшие друзья, больше таковыми не являются. Кстати, бывший вратарь «Локомотива» по прозвищу Босс, а ныне один из тренеров ЦСКА и сборной России, тоже согласился высказаться для этой книги – и, узнав некоторые ее подробности, нашел, за что перед Евсеевым через нее извиниться…
С момента интервью Сенникова и Евсеева прошло три года, когда ближе к концу 2014 года раздался звонок. Нет, не от самого Вадика: он человек слишком непафосный, чтобы проявить в таком вопросе инициативу. Движущей силой всего процесса стал его близкий друг Александр Маньяков – однокашник по футбольной школе «Локомотива», свидетель на свадьбе, крестный его дочки. Он и вдохнул жизнь в идею книги Евсеева, и убедил его самого, что она будет нужна и интересна людям. А заодно рассказал о герое массу прелюбопытных историй.
Никогда не стал бы помогать писать автобиографию, во-первых, несимпатичному, а во-вторых, неинтересному мне человеку. Евсеев же подходил по всем критериям. И уже не верилось, что давным-давно приключился такой эпизод. Кто-то из локомотивских людей рассказал мне, что новичок чувствует себя в команде неуютно и хочет вернуться в «Спартак». Я написал. И, приехав в следующий раз на базу в Баковку, услышал от него много интересного о себе. Тем самым фирменным языком.
После этого мы не разговаривали года полтора. Но как-то раз объяснились – и с ним, при всей его колючести, стало очень легко. Потому что рецепт общения с Евсеевым до невозможности прост: говорить все друг в другу в лицо. Как есть. Поэтому величайший парадокс, ирония судьбы, что большую часть евсеевских воспоминаний (за вычетом восьми часов автомобильного марш-броска в Иваново, где молодой тренер, уходя в Пермь, прощался с командой и куда предложил съездить с ним) мы записывали в уютном московском кафе на «Курской» под названием «Хитрые люди». Вот уж чего-чего, а хитрости в Вадиме – не было, нет и не будет.